Дмитрий Володихин - Царь Гильгамеш
Бал-Гаммаст наизусть помнил исторические каноны об эпохе Черных Щитов. И еще он помнил стихи Саннаганта Учителя, сложенные в то время и о том времени:
Время было цветком,
Обратилось же в каплю,
Застывшую на лепестке
Под губительным зноем…
Злоба умножилась,
Как саранча или же отмели
На судоходной реке.
Перекошена суть городов и людей…
Однако же суть вернулась и была восстановлена.
Теперь — другое дело. Теперь Царство — вроде трупа, оживленного волшбой какого-нибудь машмаашу. Ходит, но не дышит, сражается, но не роняет кровь, обнимает, но не любит, сохранило память, но утратило желания. Вроде бы и потерь, подобных тем, вечно памятным, нет, но жизненные соки остыли и загустели, вновь перекашивая сути… И как сладко было царю увидеть живое благородство среди людей, отданных под его руку Творцом! Остатки ли это неумершей плоти в теле мертвеца? Или из трупа, так и не успевшего распасться в мелкий прах, уже растут новые цветы? Не важно. Жизнь — стихия ошибок, но ее сила всегда благодатна. Бал-Гаммаст ни за что не выразил бы это словами, но его сердце отлично знало, чему стоит радоваться…
— Балле, мой Балле, ты слышишь меня? Слышишь? Анна, подобно полуприрученной кошке, хотела либо всего внимания для себя, либо не интересовалась им совсем.
— Я слышу тебя. Я смотрю на тебя. Я люблю тебя. Она наклонилась над столом и прикоснулась ладонью к его щеке.
— Ты… хотел знать про шорника и его рабыню.
— Жену.
— Да. Жену. Тебе это все еще нужно?
— Именно сейчас мне это нужно больше, чем когда-либо. — Бал-Гаммаст не стал уточнять, что хотел бы послушать и про строптивую мамашу, и про дело Нагат. Алаган с его Намэгинидуг привели его в недоумение, мать и сын — разгневали, а шорник и его бывшая жена порадовали; но понимание тайных глубин дела не пришло к нему ни разу за сегодняшний день.
— Тогда слушай и не перебивай меня. Он, этот шорник, боится своей жены. Там была еще мать, судившаяся с сыном. Так она боится своего сына. А Шаддаган и Нагат ничего не боятся. Ничего. Вижу я, мой царь, по твоим глазам, что тебе не стало понятнее. Сейчас я объясню. Подожди.
Она выпила холодного молока, перевела дыхание и продолжила:
— Может быть, шорник и его женщина-суммэрк ладили друг с другом. Судя по всему, они отлично ладили. Но у него было столько власти над нею, сколько у тебя — над половиной Царства. А теперь всю власть у шорника отняли, она исчезла, пропала, нет ее. Вот он и боится, что добрая рабыня станет злою женой, скрутит его и захочет быть полной его хозяйкой. Он боится, мой царь, он боится, боится ее. А… эти… мать и дитя… совсем наоборот. Мать была госпожой и хозяйкой сына. Теперь она не желает расстаться со своей властью. А расставаясь, вопит о несправедливости. Нагат и Шаддаган ничего не боятся. Как видно, оба они владели друг другом безраздельно, а значит, ни один из них не был хозяином другого. Оттого и расстаются как человек с человеком, а не как человек с вещью…
— Ты говорила много, я слушал тебя, я радовался каждому слову, исходящему от тебя. Но я все равно не понял. Отчего так худо одним, когда они теряют власть, а другие отчего так боятся подчинения? Ведь это семья, родня. Анна, моя Анна! За властью, за страхом должна быть спрятана какая-то ценность. Как за крепкими сторожами. Но ценности-то я как раз и не могу разглядеть.
— Ты… можешь отпустить остальных? — Бал-Гаммаст осмотрелся. Придется оттаскивать от стола троих. Нет, этого делать не следует. Отец лучших и доверенных людей считал друзьями, и ему бы надо. Только вот друзей не гонят из-за стола.
— Пойдем со мной.
…В спальном покое она обняла его. По лицу Анны нетрудно было прочитать ее мысли: «Юный, неопытный, любимый…» Быть неопытным ему не хотелось. Впрочем, она не произнесла ничего этого вслух.
— Я расскажу. Это… еще будет у нас с тобой. Наверное.
— Что — «это», Анна?
— Иногда бывает вот как… Два близких человека заводят меж собою целую страну из жестов, слов, улыбок и воспоминаний. В той стране идут дожди и светит солнце, города поднимаются из ровной глины, войска блещут оружием, звучат флейты и гонги, о любви поют нежнейшие голоса… Но знают о существовании потаенной страны только двое. А иногда — только один из них, другой же едва слышит эхо тех песен и едва видит отблеск того солнца… Никому, кроме двоих, основавших державу-только-для-себя, туда ходу нет. Она замкнута. Она создана быть потаенным краем. Она может быть невероятно тонка. Жизнь внешняя постоянно давит на нее и грозит разрушить. Если мэ хоть одного из двоих испытает резкий перелом, то он станет способен, желая того или нет, изменить нечто важное в потаенном краю, а то и разрушить его. Власть бывает потребна, чтобы другой владелец державы-на-двоих не изменился. Власть; нужна, чтобы потаенный край жил как. живет…
— В твоем голосе, Анна, я слышу едва ли не гнев. Почему ты злишься?
— В мире есть то, чему надо оставаться неизменным, и то, чему следует изменяться, развиваться. Державу-для-двоих, подержав немного в сердце, нужно разрушать. Всегда. Я уверена. Иначе до исчерпания мэ человек останется в… состоянии вечного месяца саббад… первого в круге солнца. Он не станет кем-нибудь, он не узнает ничего нового, он всегда будет жителем потаенного края, но и все.
— Что — неизменно?
— Любовь. Бог.
— Им больно?
— Кому, мой царь?
— Тем, кто разрушает свой потаенный край.
— О да! Тот, кто научился не испытывать боли при этом, — страшный человек, настоящее чудовище. Тот, кто готов смириться с этой болью, — великий человек…
Бал-Гаммаст умел дарить, бывать нежным, чутко слушать другого человека, радоваться чужому счастью, но о потаенном крае он прежде не знал и не чувствовал ни эха, ни отблесков его. Слишком тонко, слишком хрупко, слишком бесполезно.
— Анна, у… шорника и Намзтинидут была своя…
— …замкнутая страна? Была. И он боится, что жена станет сильнее и грубее, ворвется и смахнет всю тонкость. У матери… которая судилась с сыном, тоже было нечто… только сыну оно не нужно. Сын, может быть, и не заметил ее потаенного края… А сотник и Нагат… там все проще некуда. Вдвоем они держали замкнутую страну; потом ему захотелось другого, а она пожелала сохранить все в чистоте и неприкосновенности — для одной себя.
— Из-за такой чепухи! Знал бы…
— О нет! Для иных людей потаенный край дороже золота, чести и веры. Это очень дорогой товар.
— Не чувствую, Анна. Но понять… понять, кажется, могу. Все бывает в этом мире, под рукой Творца.
…На другой день Бал-Гаммаст спросил у Намэгинидуг:
