Александр Дюма - Царица Сладострастия
— Будьте осторожны, — сказал он герцогу, — я уже предупреждал вас, что слежу за вами пристальнее, чем Катина.
Принцу Евгению легко было так говорить. На нем не лежала ответственность за жизни людей, ему не приходилось спасать страну и подданных, и главное, у него не было детей и дома, которые нуждались в его поддержке, — интересы и самый искренний душевный порыв влекли его к императору.
Вот почему герцогу приходилось хитрить, чтобы достичь соглашения, подписать договор, чего мы так добивались, и тем самым дать возможность всей стране вздохнуть свободно.
Виктор Амедей уехал в Лорето под предлогом обета, данного им во время заболевания оспой. Он отправился туда один, правда в сопровождении довольно большого числа слуг, но без герцогини, без меня, без придворных — как настоящий паломник. Там его ожидали представители папы, венецианцев и французов; обсуждались статьи договора, но в такой тайне, что даже самые ловкие шпионы не могли узнать ничего определенного. Участники переговоров собирались по ночам в комнате одного старого священника, состоящего при Святой часовне; святой отец даже не догадывался, о чем шла речь в его жилище, полагая, что там творятся какие-то особые молитвы и обеты. Все говорили по-французски, и он ничего не понимал.
Еще в Турине герцога попытались обмануть, сообщив ему о смерти короля Вильгельма, — событии, обрекавшем Лигу на раскол и ставившем союзников в очень трудное положение. Принц узнал, что это ложь, но он уже зашел так далеко, что в интересах своих подданных не мог отступить. И он поставил точку в Лорето; договор был подписан.
Его условия были таковы:
— Пинероло, все его укрепления и замок Пероса будут разрушены, как это было сделано с Касале, а земля будет возвращена герцогу Савойскому;
— принц снова получит во владение все крепости, отобранные у него французами в начале войны;
— герцог Бургундский, внук короля, вступит в брак с Аделаидой Савойской, старшей дочерью Виктора Амедея;
— послам Савойи впредь будут созданы такие же условия, как и королевским посланникам;
— наконец, герцог присоединится к армии Людовика XIV и немедленно займет Миланское герцогство, чтобы вынудить императора и Испанию признать нейтралитет Италии; в этом случае ее нейтралитет признает и Франция.
Этот договор, чрезвычайно выгодный для побежденного и несчастного герцога Савойского, показал ему, чего можно было добиться от короля, если бы осуществился замысел его военной кампании, и насколько французы дорожили союзом с ним. Браку дочери герцог придавал первостепенное значение, на этом условии он особенно настаивал — его в высшей степени радовала мысль, что Виктория Аделаида может стать королевой Франции.
— Самый почетный трон Европы, дорогая графиня! — говорил мне он. — А если представить себе, какой станет эта девочка и каков, по рассказам, герцог Бургундский, они станут замечательно царствовать, и она будет править наравне с ним. Моя дочь отправится ко французскому двору только после того, как я соответствующим образом подготовлю ее; и даю вам слово, не пройдет и полгода, как она станет там повелевать.
Однако Виктор Амедей был в большом затруднении, не зная, как сообщить принцу Евгению о заключении договора.
— Он подумает, что я его обманул, — рассуждал герцог, — мое вынужденное молчание он сочтет вероломством, а мне это будет чрезвычайно больно. Я очень люблю кузена и хотел бы, чтобы все наши заботы, взгляды и потребности совпадали. К сожалению, у главы Савойского дома немало других обязательств, помимо наращивания собственного состояния; оно уже накоплено, его только нужно сохранить, а это труднее всего, если противником выступает Людовик Четырнадцатый.
Мы условились, что я возьму это дело на себя. Принц Евгений часто навещал меня; его дружеское расположение ко мне сохранилось даже тогда, когда он разгневался на герцога; мы до сих пор состоим в переписке. Итак, я пригласила его к себе и с чрезвычайной осторожностью сообщила ему об изменении намерений его высочества. Евгений метал громы и молнии, к чему я была готова. Он кричал, бушевал, ругался, в основном по-немецки, что с ним часто случалось, и забылся настолько, что произнес несколько бранных слов. Я не останавливала принца, решив, что попытаюсь успокоить его, когда он сможет воспринять мои доводы. Но Евгений не дал мне на это время:
— Сударыня, я вас покидаю, велю сложить сундуки и возвращаюсь в Вену, чтобы рассказать об этом предательстве. Что же касается моего кузена, он узнает мое мнение еще до того, как я уеду.
Принц ушел от меня в бешенстве и отправился к своему другу князю де Коммерси, а тот только воспламенил его яростью. В среде отважных людей было модно ненавидеть Людовика XIV, без конца проклинать его и даже презирать, что мне, например, казалось довольно смешной крайностью с их стороны.
Коммерси рассвирепел больше, чем Евгений, а тот не захотел даже повидаться со своим кузеном и написал ему письмо, о котором очень сожалел впоследствии; среди обычных людей такие письма приводят к кровопролитию, но в данном случае младший брат заслужил лишь великодушное прошение от старшего.
Князь де Коммерси придумал нечто получше: он послал принцу вызов по всей форме, приправив его крайне грубыми выражениями, к каким повелитель Савойи не был привычен. Теперь разгневался Виктор Амедей и, забыв о том, кто он такой, забыв об обязанностях государя и отца, велел ответить князю де Коммерси, что удостоит его поединка.
Камердинер герцога, очень испугавшись, пришел предупредить меня, несмотря на запрет своего повелителя. Я знала, что читать наставления герцогу бесполезно, поэтому послала за маркизом ди Сан Томмазо и рассказала ему, что произошло, добавив, что только он сумеет помешать этому безрассудству.
— Напомните Виктору Амедею, что у него есть семья и подданные, которых он обязан оберегать, и не позволяйте ему, словно какому-нибудь сорвиголове, устраивать перестрелку в открытом поле. В таком деле я никак не могу повлиять на него, к тому же женщинам не положено вмешиваться, когда обнажаются шпаги; честь мужчины — такая же тонкость, как честь женщины, хотя несколько иная, а подозрений в трусости опасаются все, хотя храбрость его высочества, слава Богу, известна.
Сан Томмазо был осторожен; он обладал большой властью над своим повелителем и удержал его, призвав на помощь весь государственный совет и генералов армии.
В это же время принц Евгений, немного успокоившись, пытался образумить Коммерси. Дуэль не состоялась, условия договора вошли в силу, и осада Валенцы на реке По, предпринятая двумя армиями, явилась его первым итогом.
