Павел Комарницкий - Мария, княгиня Ростовская
— Мне отец не раз говорил: сопротивление ворогам напрасным не бывает, — Ярослав решительно тряхнул головой. — Будем биться!
Воевода крякнул.
— Ну что же, Ярославич. Биться так биться. Двум смертям не бывать… Тогда вот что. Далеко ли у тебя тот немецкий самострел запрятан?
— Ну?
— Видишь вон, тот человек пешим стоит, а все его слушаются? Вон, со стилом и дощечкой для письма который. Думаю так, это ихний самоглавный порочный мастер. Вот его бы снять…
— А что? — Ярослав уже прикидывал на глаз расстояние. — Вполне даже достанет. Когда испытывали самострел тот, так на шестьсот шагов железная стрела летела!
— А может, урусы на сей раз откроют ворота…
— Может, и откроют, хотя я сомневаюсь, — Елю Цай черкал по навощённой дощечке, делая вычисления. — Урусы упрямы и недальновидны, Чжень.
— А некоторые говорят, что они все герои…
Елю Цай искоса взглянул на помощника, державшего дальномерную рейку.
— Герой тот, кто сражается, пока есть хоть какие-то шансы на победу. Если шансов нет вовсе, это уже не герой, а упрямый глупец.
— А великий Кун Фу-цин говорил, что пока есть шансы на победу, сражается воин. И только когда нет шансов, сражающийся становится героем…
Елю Цай с интересом взглянул на помощника.
— Ты читал великого?
— Да, мой господин. У нас дома были шёлковые свитки, написанные самим… Пока не пришли монголы.
Елю Цай приложил палец к губам.
— Мне будет жаль, Чжень, если твой язык отрежет твою же голову. И вообще, у нас масса работы!
— Давай его сюда.
Воевода с интересом наблюдал, как в бойнице башни устанавливают тяжёлый немецкий самострел. На массивном дубовом ложе, снабжённом спереди крюком, чтобы цепляться за край бойницы, горизонтально располагался короткий лук, выкованный из закалённой стальной полосы. Возле приклада размещался вороток, посредством которого сие устройство взводилось — руками преодолеть чудовищную силу пружины было невозможно. Бесполезная вещь, если биться в поле. А вот в крепости…
Стрелок, прижав к груди приклад самострела, уже вертел рукоятки взводного воротка двумя руками. Раздался щелчок — «орех» самострела захватил тетиву. Ратник сложил рукояти воротка, чтобы не мешали стрельбе. Вложил в жёлоб короткую стальную стрелу.
— Готово у меня. Которого бить?
— … Нет, Чжэнь, не этот. Вот этот!
Елю Цай рассматривал разложенные перед ним железные зубья от камнемёта. Он был недоволен помощниками. Не чувствуют машину, хоть убей! Всё надо самому, все расчёты и замеры… Стенобитное дело требует не только ума и умения делать расчёты. Если разобраться, это тонкое искусство, сродни ковке мечей или лепке фарфора. Машину надо чувствовать не умом даже, а сердцем, вот что. Ну разве может камнемёт с таким рычагом и противовесом, с этой вот корзиной, при такой длине цепи использовать вот этот спусковой зуб? Камень полетит настильно и уже в двухстах шагах покатится по земле. А если взять сейчас, к примеру, вот этот зуб, то выйдет совсем плохо — тяжеленный валун, освободившись слишком рано, взлетит вертикально вверх и рухнет назад, разнося машину в щепки… Этот для другой корзины и другого веса, а этот вот вообще годится только для метания лёгких зажигательных снарядов-горшков…
Глядя, как помощник вбивает зуб в конец рычага, Елю Цай усмехнулся. Он отдал Фэн Тун-по лучших рабочих именно потому, что на мастерство самого Фэна надежды немного. Нет, никто не сможет заменить Елю Цая, во всём войске Бату-хана… Вот что будет делать прославленный, могучий и прочее нойон Джебе, если его, Елю Цая, убьют? Заваливать каждый урусский городок трупами монгольских воинов по верх частокола? Много потребуется воинов, однако… И Джебе, при всей его спеси, кажется, осознал это. Вон какая охрана вокруг, не хуже, чем у самого Джебе…
Елю Цай усмехнулся. Нет, его не убьют. Лезть на стены, махать мечом — удел могучих, храбрых и безмозглых. Он, Елю Цай, великий Мастер. Он поражает врагов на расстоянии, силой своих машин и своего гения, оставаясь недосягаем…
Тяжкий удар в грудь опрокинул китайца, разом лишив дыхания. Последнее, что почувствовал Елю Цай, глядя на короткую железную стрелу, глубоко засевшую в солнечном сплетении, это безмерное удивление. Откуда, как? Не бывает, не может быть у урусов таких луков…
— … Как это случилось?
— Я… Я не знаю, о великий хан! Мастер упал замертво, и в груди у него торчала железная стрела! Никто не видел, откуда она прилетела…
— Ты лжёшь, бездельник! Нет таких луков, не может быть!
Китаец склонился в низком поклоне.
— Ты можешь засечь меня, о великий, но это правда. Помощник Чжан попытался помочь мастеру, но тут же был убит второй стрелой. И стрела та прилетела от урусского города, и опять никто не видел, как она летела.
— Поехали! — Джебе толкнул пятками коня.
Недособранный камнемёт выглядел сиротливо, длинный рычаг, к которому не успели присоединить противовес, бессильно лежал на земле, вместо того, чтобы торчать вверх, грозя самому небу. Возле покинутой машины никого не было, все китайцы спрятались на опушке леса, опасливо выглядывая из-за деревьев. Монгол усмехнулся. У страха глаза велики, так говорят урусы. Уж до опушки леса точно никакой лук не достанет, тут даже и китайская машина бессильна… Или достанет? Могут ли быть на свете луки, способные бить на тысячу шагов?
— Все ко мне! — скомандовал Джебе.
Конвой сдвинулся плотнее. Это правильно. Потеря Елю Цая болезненна, но не смертельна. Вот потеря великого Джебе будет невосполнима. Прежде всего для самого Джебе.
Елю Цай лежал на спине, широко раскрыв глаза с огромными зрачками, в которых застыло изумление. Никто не догадался в суматохе закрыть мёртвому глаза. Рядом лежал помощник Чжан, поражённый в спину. Ладно… Это дело надо проверить.
— Эй, вы, суслики! — возвысил голос Джебе. — А ну, к машине!
— О великий хан, урусы стреляют…
— Мне повторить? — удивился Джебе. — Работать, я сказал!
Китайцы понуро побрели к недостроенному механизму, обречённо поглядывая на стену города, казавшуюся отсюда далёкой, далёкой…
— Что-то тут не то, мой господин, — подал голос начальник охраны. — Не может быть, что стреляли со стены. Слишком далеко.
— Вот и я так думаю, — проворчал Джебе. — Но откуда тогда? На этом поле не спрятаться и зайцу, и китаец уверяет, что стрела прилетела с той стороны, а не от леса.
Конь вдруг заржал и прянул в сторону. Мимо головы Джебе свистнула стрела, летевшая так быстро, что он едва заметил мгновенный росчерк. Сзади захрипел, хватаясь за горло, здоровенный нукер.