Анатолий Ковалев - Потерявшая имя
Сев напротив нее и задернув кожаные шторки, Александр попросил:
— Называйте меня просто Алексом, так зовут меня все друзья и близкие.
— Кажется, вы хотели мне что-то рассказать, Алекс? Какую-то историю о каком-то странном месте?
Наталья смотрела на офицера влажным, влюбленным взглядом, едва ли сознавая, как выдает свои чувства. Впрочем, она, как все люди, дошедшие в своей любви до определенной черты, уже не слишком заботилась о приличиях. В такие минуты женщина отдает свою честь и доброе имя в руки мужчине, и беда, если ее выбор пал на негодяя. Александр тоже был увлечен не на шутку, но сохранял холодную голову, прежде всего потому, что прекрасно понимал две вещи — честь молодой девушки может стоить ей жизни, а только что начавшийся роман может стоить ему карьеры. Оттого он выбрал для беседы нейтральную тему и красочно рассказал Натали о своей военной миссии на греческом острове Корфу, полной необыкновенных приключений и неразгаданных тайн. Та слушала, затаив дыхание, а потом вдруг игриво сощурилась и протянула:
— Вы меня развлекаете, как ребенка, чтобы не говорить о важном… А ведь я знаю все о вашей теперешней миссии.
— Откуда? — удивился обескураженный Бенкендорф.
— Моя сестра Софи подслушала разговор папеньки с обер-полицмейстером. — Натали радовалась произведенному эффекту, хотя и пыталась сохранять серьезный тон. — Вам нужны свидетели казни Верещагина, и мы с сестрой хотим вам помочь.
— Но для чего это вам и вашей сестре? — недоумевал Александр.
— Неужели не понимаете? — Она больше не улыбалась. — Нам невыносимо жить в этом городе! Мы с сестрой только и мечтаем, чтобы папеньку поскорее отправили в отставку, тогда мы переедем в Петербург.
— И каким же образом вы собираетесь мне помочь? — все более изумлялся Бенкендорф.
— Софи у нас умница, — не без гордости заявила Наталья, — она говорит, что вам надо обратить внимание на дома, в которых во время оккупации оставалась дворня, а таких немало. Многие слуги обучены грамоте, возможно, кто-то из них присутствовал на казни.
— Что ж, это не лишено смысла, — подумав, ответил Александр. — Вот только времени займет очень много…
— Софи об этом тоже подумала и составила для вас список домов, в которые стоит заехать… — Она протянула ему запечатанный конверт и с горькой усмешкой добавила: — Это дома, в которых нас больше не принимают.
Александр взял конверт и, распечатав его, быстро пробежал глазами записку.
— К сожалению, ни с кем из этих господ я не знаком, — покачал он головой, но в тот же миг взгляд его задержался на какой-то фамилии. — Граф Шувалов — это не тот ли?..
— Да, да, инвалид войны, переводчик «Ужина холостяков», — подтвердила Натали. — Графиня, его мать, женщина хлебосольная, примет вас за милую душу. Вообще, в московских домах устроено все по-простому, не то что в Петербурге. Стоит только известить заранее о своем визите, и этого будет вполне достаточно, чтобы завести новое знакомство.
— И все-таки я не привык представляться таким способом, — заколебался Александр. — Да и записки мои перехватывают люди Ивашкина.
— Какой же вы церемонный, право! — засмеялась Натали. — Ну хотите, я от вашего имени напишу записку тем же Шуваловым? И сегодня вечером вы явитесь к ним!
— Мне неудобно вас в это впутывать… — смутился он.
— Напротив, это очень просто и удобно! — продолжала веселиться Наташа. — Уж моего-то посыльного Ивашкин точно не перехватит!
Она была на седьмом небе от счастья, наслаждаясь его смущением, смущением генерала, героя войны, человека, которого уважали и побаивались многие, даже ее бесстрашный папенька.
— Буду весьма вам признателен. Мне так нужны друзья! — Александр взял ее руку, обтянутую белой ажурной перчаткой, и приник к ней губами.
Сердце Натали учащенно забилось, и в каком-то стремительном, нелепом порыве, почти теряя сознание, она прошептала:
— А я так хочу быть вашим другом! Вашим самым близким другом!
Говоря о дружбе, они имели в виду разные вещи. К счастью, Натали этого не понимала. «Для влюбленного я слишком осмотрителен, — думал Александр, любуясь ее ярким румянцем. — Другой на моем месте натворил бы глупостей… Но надо быть конченным негодяем, чтобы играть честью женщины, которая так тебе доверилась!» Он пытался направить свои мысли по самому добродетельному руслу, однако ручку, обтянутую белой перчаткой, не отпускал до тех пор, пока карета, сделав круг, не остановилась снова у магазина Обер-Шальме.
…Три дня продолжалось торжество в усадьбе Савельева. Безотказный Фома Ершов подвозил вина и яства, записывая долги бывшего барина в отдельную тетрадочку. Сумма получалась кругленькая, достаточная, чтобы лишить Дмитрия пенсиона на будущий год. «Засиделся барин в деревне, — говорил Фома крестьянам, многозначительно подмигивая, — пора ему ехать в столицу, устраиваться по службе, а то ведь сам себя он не прокормит. Будет только нас, бедных, обирать». Крестьяне в большинстве своем поддакивали, однако смекали, что тщеславный Фома позарился на барские хоромы. Елена просыпалась каждое утро в надежде, что они с мужем нынче же отправятся в путь, но гости не думали разъезжаться и требовали от хозяина нового угощения. «Не выгонять же мне их, дорогая! — разводил руками Савельев. — Дурнее приметы не придумаешь! У нас в деревне так заведено, что гости живут, пока всем тошно не станет!» И она терпела, пока не наступило утро четвертого дня.
— Разве нельзя объяснить вашим друзьям, что нас ждут неотложные дела в Петербурге? — обратилась она к Дмитрию, едва тот поднялся с постели и принялся умываться из медного тазика, принесенного слугой.
— Это у вас неотложные дела в Петербурге, душенька, — неожиданно заявил Савельев, намыливая себе щеки, — а у меня там, слава богу, никаких дел и в помине нет.
— Как?! — оторопела юная графиня. — Вы обещали после свадьбы отправиться со мной в Петербург по моим делам!
— Конечно, конечно, Елена Денисовна! — рассмеялся бывший гусар, и этот странный, неискренний смех очень не понравился Елене. — Когда я увлекаюсь, могу пообещать луну с неба. Вам не стоило принимать моих слов на веру, особенно в том, что касалось свадьбы…
— Как прикажете вас понимать?
На миг ей показалось, что она имеет дело с сумасшедшим. «Только ли в ногу он был ранен?! — пронеслась в ее голове пугающая мысль. — Я слыхала, после контузии бывают провалы в памяти и приступы буйства! Боже, только не это!» Однако Савельев держался совершенно спокойно, и лишь глаза его блестели с нехорошим воодушевлением.
— А вот так и понимайте, что не было никакой свадьбы. — Он снял с плеча замершего навытяжку слуги полотенце. — Мы вас разыграли, Елена Денисовна.
