Александр Голованов - Дальняя бомбардировочная...
Самолет одного из полков 36-й авиадивизии дальнего действия полковника В. Ф. Дрянина возвращался с боевого задания. Неожиданно из облаков выскочили три вражеских истребителя и набросились на бомбардировщик. Пользуясь численным превосходством, они проводили одну атаку задругой. И здесь показал себя стрелок-радист сержант Мельник. Будучи в первой же атаке ранен, он не растерялся и вел прицельный огонь по стервятникам. Уже повторно раненный, он сбил один истребитель, а остальные после этого прекратили атаки. От потери крови Мельник потерял сознание, но экипаж и самолет были спасены.
В воздушном бою Мельник получил шестнадцать ранений, и, казалось, не было места на его теле, куда бы не попала вражеская пуля. После нескольких недель лечения в госпитале сержанту Мельнику предоставили шестимесячный отпуск, однако он отказался от отпуска и вернулся в свою часть.
Вот еще характерный эпизод из боевых будней той же дивизии полковника В. Ф. Дрянина. Одно из звеньев 42-го авиаполка, ведомое штурманом эскадрильи майором Полянским, было атаковано пятью «мессершмиттами». Бой приняли в плотном строю, и два вражеских истребителя были сразу сбиты. Оба стрелка Полянского были ранены. Получивший смертельное ранение стрелок-радист Пищенко, собрав последние силы, тремя длинными очередями сбил еще один истребитель. Два уцелевших «мессера» продолжали атаковать беззащитный бомбардировщик. Спасла взаимная выручка: Флягин, стрелок-радист ведомого самолета, сбил четвертый «мессер», и только после этого прекратил атаки и ретировался последний, пятый по счету. [238]
Два наших стрелка погибли в этом воздушном бою, но звено бомбардировщиков вернулось на свой аэродром. Следует отметить, что личный состав этого полка успешно провел сорок воздушных боев с истребителями противника.
Вот что такое сколоченные экипажи, воля и взаимная выручка в бою. Монолитность экипажа — основа успешного выполнения боевого задания. Мной приведены здесь лишь два примера и только из одной дивизии.
Конечно, и в других полках достойно несли свою нелегкую службу стрелки и стрелки-радисты. Четыре Ме-109 и один Ю-52 сбил, например, Герман Григорьевич Базилевский, начавший свою службу в 212-м полку. И хотя он неоднократно был ранен, продолжал летать. Сын туркменского народа Малик Чарыевич Чарыев также провел немало воздушных боев, имел ранения, признавался негодным к летной работе, но продолжал летать до конца войны и громить ненавистных фашистов, за что имеет немало наград. Я думаю, нет такого боевого полка АДД, где не прославили бы себя верные помощники летчиков — стрелки и стрелки-радисты.
Разумеется, далеко не всякий раз наши боевые вылеты заканчивались благополучно. АДД, выполнявшая свою нелегкую миссию в особо опасных условиях, связанных с дальними полетами над территорией противника, подчас несла весьма ощутимые потери. Например, с 11 по 31 мая 1942 года лишь при десантных операциях для обеспечения группы генерала Белова, действовавшей в тылу противника, при выброске десанта и груза мы потеряли 18 самолетов, из которых 10 были сбиты истребителями.
Гибель товарищей как бы удесятеряла боевой напор тех, кто становился на их место. Героизм проявляли и те, кто обеспечивал наши полеты. У авиационного техника И. Таранова от простуды и воздействия бензина разболелись руки, да так, что врачи временно запретили ему работу на аэродроме. Он же, превозмогая физическую боль, не отходил от машины и продолжал готовить ее к боевым вылетам. «С первых дней войны я летаю на машине, подготавливаемой в полет младшим воентехником Тарановым, — писал во фронтовой газете летчик старший лейтенант И. Рябоконь, — и все мои полеты я мог проводить, не волнуясь за материальную часть. Я знал, что она находится в надежных руках». Такие наши воентехники, как Таранов, были прочно связаны с экипажами, зачастую обучали штурманов и стрелков разрядке самолета на случай посадки не на свою базу — экипажам не раз приходилось делать это, и они отлично справлялись с непривычной, а главное, чрезвычайно опасной работой. [239]
Шофер-красноармеец Кутяпов во время заправки бомбардировщика заметил, что от огня стоявшей невдалеке грелки на самолете неожиданно вспыхнул бензин. Кутяпов не растерялся. Он быстро отвел автомашину в безопасное место и взобрался на плоскость самолета. Пламя все сильнее разгоралось на поверхности крыла и в баках. Полой шинели и голыми руками красноармейцу удалось сбить огонь снаружи, но изнутри пламя продолжало рваться. Тогда отважный шофер решил своим телом закрыть отверстие бака, преградить доступ воздуха и тем самым погасить огонь. Он сильно обжегся, но не дрогнул и спас самолет.
Каждый в АДД, на какое бы место ни поставила его война, вносил свой личный вклад в борьбу с врагом. Повара Дьяконова наши товарищи уважали не только за кулинарное мастерство, но и как отважного бойца. Однажды в бою немцы захватили в плен группу красноармейцев, среди которых оказался наш повар. Дьяконов не только сам вырвался из плена — он сумел спасти двух бойцов.
Выше уже говорилось, что многие наши летчики, штурманы, стрелки, стрелки-радисты, считавшиеся пропавшими без вести, возвращались с оккупированных территорий, бежали из плена, пробирались с помощью партизан через линию фронта. Они приносили вести из временно оккупированных фашистами советских районов.
Надо сказать, на боевой работе экипажей сказывались и письма из дома. Нетрудно представить себе, с каким гневом в сердце уходили экипажи на задание, прочитав, к примеру, такое письмо: «Во-первых, сообщаю, что хаты своей у нас теперь нет, ее сожгли проклятые фашисты. Лошадь, хлеб и всю одежду также забрали. Я осталась в одном платье. Ковалевки тебе сейчас не узнать. Вместо 35 домов осталось 9, остальные все сожжены немцами, жителям нашей деревни пришлось зимовать на улице. Однажды немецкий офицер с солдатами зашел к нам и приказал мне везти вместе с ними награбленное имущество. Я наотрез отказалась. Тогда они силой усадили меня в сани и повезли раздетую. Мать, которая умоляла офицера отпустить меня, солдаты избили до потери сознания. Я еле добралась до деревни. Пять дней жили в лесу в землянке. Нас собирались угнать куда-то в Германию, но не успели. 19 января мы услышали перестрелку. Какая радость охватила нас, когда мы узнали, что в Ковалевке Красная Армия! Мать наша обнимала бойцов, плакала от радости, рассказывала, сколько горя принесли немцы…»
Передо мной — пачка наградных листов на летный состав АДД, за 1942 год. О представлении к ордену Ленина Романа Андреевича Тюленева и Михаила Алексеевича Брусницына я уже писал. Василий Петрович Бобков, Иван Исидорович Старцев представлены к ордену Красного Знамени, Сергей Николаевич Леонтьев — к ордену Красной Звезды… [240] А в графе «Краткое конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг», в частности, о Старцеве сказано: «При бомбардировании шоссейного моста через р. Волгу был ранен осколком зенитного снаряда в левый бок и лично, сохранив спокойствие и выдержку, привел самолет на свой аэродром. Через две недели после ранения снова выполнял боевые задания».
