Умирающие и воскресающие боги - Евгений Викторович Старшов
Они именно твердо веруют, что, хотя тело тленно и материя невечна, душа же всегда остается бессмертной; что, происходя из тончайшего эфира и вовлеченная какой-то природной пленительной силой в тело, душа находится в нем как бы в заключении, но, как только телесные узы спадают, она, как освобожденная от долгого рабства, весело уносится в вышину. Подобно эллинам, они учат, что добродетельным назначена жизнь по ту сторону океана – в местности, где нет ни дождя, ни снега, ни зноя, а вечный, тихо приносящийся с океана нежный и приятный зефир. Злым же, напротив, они отводят мрачную и холодную пещеру, полную беспрестанных мук. Эта самая мысль, как мне кажется, высказывается также эллинами, которые своим богатырям, называемым ими героями и полубогами, предоставляют острова блаженных, а душам злых людей – место в преисподней, жилище людей безбожных… Бессмертие души, прежде всего, само по себе составляет у ессеев весьма важное учение, а затем они считают его средством для поощрения к добродетели и предостережения от порока. Они думают, что добрые, в надежде на славную посмертную жизнь, сделаются еще лучшими; злые же будут стараться обуздать себя из страха перед тем, что если даже их грехи останутся скрытыми при жизни, то, по уходе в другой мир, они должны будут терпеть вечные муки. Этим своим учением о душе ессеи неотразимым образом привлекают к себе всех, которые только раз вкусили их мудрость…
Существует еще другая ветвь ессеев, которые в своем образе жизни, нравах и обычаях совершенно сходны с остальными, но отличаются своими взглядами на брак. Они полагают, что те, которые не вступают в супружество, упускают важную часть человеческого назначения – насаждение потомства; да и все человечество вымерло бы в самое короткое время, если бы все поступали так. Они же испытывают своих невест в течение трех лет, и, если после трехкратного очищения убеждаются в их плодородности, они женятся на них. В период беременности своих жен они воздерживаются от супружеских сношений, чтобы доказать, что они женились не из похотливости, а только с целью достижения потомства. Жены их купаются в рубахах, а мужчины – в передниках. Таковы нравы этой секты» («Иудейская война», II, 8, 2—11, 13).
Человек, знакомый с Новым Заветом, отметит немало схожих моментов: общность имущества, презрение к богатству, практическое милосердие, очищение водой (вспомните крещение Иоанново) и т. п. Отмеченная Флавием приверженность к изучению древней письменности в ХХ веке получила блестящее подтверждение, когда были обнаружены так называемые кумранские свитки – наследие ессеев, которое они сохранили от римских войск, возможно, ценой собственных жизней (содержание этих свитков трояко: это собственно библейские книги, затем – апокрифы и доктринальные и аллегорические писания ессеев).
Вот, мы показали «закваску» учения Христа – мирных мессианских ессеев. Теперь скажем несколько слов в защиту его исторического бытия. Бывали периоды, когда ему полностью отказывали в таковом, но все же большинство библейских критиков сходны во мнении, что он реально существовал. Другое дело, что потом сотворили с его образом и учением, но это – отдельный разговор. «Хрестоматийных» отрывков из древних классиков о Христе и христианстве три: из Гая Светония Транкилла (70—126 гг. н. э.), Корнелия Тацита и Иосифа Флавия. Отвергать их, как поздние вставки, бессмысленно (особенно последний, как мы покажем), тем более что первый настолько фрагментарен, что вряд ли мог лить воду на христианско-пропагандистскую мельницу. Да и вопрос, кого именно имеет в виду Светоний – «нашего» Христа или кого-то другого, тем паче что в его произведении говорится о ХрЕсте: «Иудеев, постоянно волнуемых Хрестом, он (Клавдий. – Е.С.) изгнал из Рима» («Жизнь двенадцати цезарей», V («Божественный Клавдий»), 25, 4).
Тацит по отношению к Христу и христианству откровенно презрителен и враждебен – как, в принципе, и положено просвещенному римлянину по отношению к восточному суеверию. Он наверняка имел случай столкнуться с ним в бытность свою проконсулом Азии. Но – и в этом благородство его души! – вместе с тем он вовсе не оправдывает учиненного над ними насилия. Кто-то, однако же, видит в этом дьявольскую хитрость христиан, именно под таким соусом якобы подающих свидетельство о подлинности этой «вставки» (что, мол, раз ругает, значит, это не интерполяция); кажется, эта точка зрения чересчур усложнена. Им, видимо, даже ссылавшийся в этом отношении на этого античного автора и Фридрих Энгельс не указ. Несколько уязвимым местом является лишь наименование Пилата прокуратором – во всех известных надписях он именуется префектом, у Иосифа Флавия и в Евангелиях – правителем; прокураторами же римские наместники в Иудее стали именоваться лишь после Иудейской войны 67–71 гг. Но тут либо Тацит, прекрасно знакомый с имперским управлением своего времени, ввел анахронизм, либо его информатор из христиан дал такую форму. Для сути дела это совершенно неважно.
Итак, Тацит пишет, что после пожара Рима «Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады; тогда же он дал представление в цирке, во время которого сидел среди толпы в одежде возничего или правил упряжкой,
