Бог не играет в кости - Николай Андреевич Черкашин
– Идите через Кабаки!
Впервые за неделю напряженное лицо командира разбитого мехкорпуса тронула улыбка. Ему послышалось: «Идите в Кабаки».
Деревня со столь лихим названием оправдала надежды. Там не только нашлись подручные средства для переправы – рыбацкие лодки, пустые соляровые бочки, плотики, нашелся даже трактор! Правда бак был пустой, но когда в него маленько подлили соляра, ожил и с его помощью перетащили через вязкий брод все автомашины.
Немцы еще не успели занять этот берег Щары, но доставали ахлюстинский отряд с воздуха. Доведенные до отчаяния беспрестанным пикированием одного наглого штурмовика, бойцы открыли по нему залповый огонь из винтовок. Самолет вдруг задымил и под крики «ура!» резко пошел на снижение, затем влетел в сосновые кущи и там взорвался. Как нужна была эта маленькая победа измученным издерганным людям!
В лесу северо-западнее деревни Козловщина Ахлюстин решил устроить долгожданный привал. Люди повалились как снопы – под любой куст, на моховые кочки.
– Команды «отбой» не было! Спать будем на своей территории, – объявил генерал. – Она уже близка. Мы выходим к бывшей границе, а там – линия фронта. Всем привести себя в порядок. Устрою строевой смотр!
Ахлюстин искренне верил, что новая линия фронта уже выстроилась и она проходит именно там, где и должна проходить – через старые укрепрайоны, «линию Сталина». Знал бы он, что никой «линии» в тактическо-оперативном смысле так нигде и не выстроили до самого Смоленска. А везде и всюду только «пятна» фронта, большие или малые очаги. Но его слова подняли настроение. Бойцы и командиры умылись в бочажках, побрились, кто чем смог, почистили винтовки и «ручники», сварили обед из сухпайков. На запах ли горохового супа, на огонек или просто на веселые голоса к ним стали подходить все новые и новые группы красноармейцев, рассеяные по лесам. Они вливались в отряд, им назначали новых командиров и они уходили на восток вполне внушительной силой. Пробирались по просекам и тропам дремучей Налибокской пущи. К исходу 29 июня переправились через Неман, а ночью полноценно выспались под густым хвойным кровом заповедного леса. Утром вышли на лесную дорогу, выслали небольшую разведку – узнать, нет ли где засад. Колонна остановилась, генерал Ахлюстин со своим замом по строевой Василием Ивановичем Ивановым поджидали на обочине разведку, курили с другими штабистами; по кругу пошла последняя пачка папирос. Из леса вышли майор и старший лейтенант, попросили разрешения присоединиться к отряду.
– Документы сохранили?
– Так точно! Вот они…
И пока старший лейтенант стал расстегивать планшетку, майор озабоченно предупредил:
– Товарищи генералы, впереди разрушен мост, там движутся немецкие танки, необходимо отсюда немедленно уходить, искать другую дорогу…
– Вот тебе бабушка и Юрьев день! – воскликнул Иванов то ли по поводу моста, то ли по поводу наставленного на него револьверного ствола. И майор, и старшой оба выхватили наганы и стали стрелять в генералов. Иванов рухнул, как стоял, с дымящейся папироской во рту – пуля попала точно в сердце. Ахлюстин скривился и присел, схватив левую руку выше локтя. Диверсанты бросились в лес, надеясь на всеобщее замешательство, но далеко не убежали. Их догнали винтовочные пули.
К Ахлюстину подбежали командиры, с которыми он курил. Левый рукав набряк кровью, но генерал был жив. Пуля, пробив плащ, зацепила руку.
– Вот же сволота тут бродит…
– А по-русски как чисто говорят…
– Да это не немцы. Скорее всего, наши из белоэмигрантов. Им тут сейчас самая страда…
Ахлюстин приказал прочесать лес: все, кто имел оружие, бросились вперед, растянувшись в цепь. И очень скоро затрещали выстрелы. Короткий бой был яростный. В результате в лесу остались лежать восемнадцать «оборотней», половина из них была в гимнастерках с петлицами.
– Во все времена считалось за подлость воевать в мундирах врага, – сказал Ахлюстин, разглядывая убитых. – А ведь от наших-то и не отличишь… Научились нашу форму носить, вон и подворотнички подшиты на наш манер, и обмотки правильно намотаны. Придут местные селяне да похоронят их, как советских бойцов, еще и памятник со звездой поставят… А им осиновый кол надо вбить…
Какая тут деревня поблизости? Боровая? Вот туда бы им и сообщить.
Тело генерала Иванова закутали в плащ-палатку и положили в пикап, на котором он ехал. Ахлюстин надеялся предать его земле на первом же кладбище, которое встретиться по пути. Мост был вовсе не взорван, а разобран. И сделали это те самые диверсанты, которых удалось перебить в лесу. Видимо, рассчитывали устроить затор и разделаться с командованием мехкорпуса. Быстро положили настил и поехали дальше… Ахлюстин курил папиросу за папиросой, уйдя в печальные размышления. Эх, Василий Иванович… Вот только что курили вместе да не докурили… Как все быстро и просто. Сколько раз терял он сотоварищей и в Первую мировую, и в Гражданскую, и в Финскую, а все не мог привыкнуть к таким всегда внезапным потерям. И кто знает, может быть за следующим поворотом и его, Ахлюстина, поджидает подобная участь…
Он уткнул глаза в карту. Вот он Минск, почти рядом – где-то тридцать пять километров, но там уже немцы. Эх, сохранили бы старые УРы, сейчас бы как раз здесь к своим и вышли. А теперь, куда ни ткнись – немцы, немцы, немцы… Новогрудок у них, Дзержинск – у них, Барановичи у них… Но самое обидное – они уже в Минске.
… Оставалось только одно – двигаться на Могилев. Еще сутки, другие, и встретят свои. У деревни Станьково надо было пересечь очень опасную трассу Брест-Минск. Именно по ней шел «нах Москау» южный поток немецкого вторжения. Понадеялись, что он иссяк, что проскочить шоссе можно будет за четверть часа, учитывая немалую длину своей колонны. Надо было бы справа разведку выставить. Да решили проскочить на авось. И по великому закону подлости тут же пересеклись с немецкой колонной, шедшей то ли в Минск, то ли в Могилевском направлении. Завязался, а потом не на шутку разгорелся бой. Ахлюстин схватил автомат ППД
