Георг Эберс - Арахнея
Оба знаменитых светила науки остановились посреди двора и между ними завязался очень оживленный разговор; в то же время Тиона попросила Гермона пересказать ей еще раз все то, что она знала о нем от Биаса. Наконец Эразистрат пригласил Тиону, которая, казалось, совершенно позабыла о своей усталости, хотя перед тем жаловалась на нее, принять участие в их совещании.
Гермон же смотрел издали на знаменитых врачей, и сердце его усиленно забилось; если они оба примутся за его лечение, то он мог не сомневаться в том, что его самое горячее желание будет исполнено: зрение вернется к нему. Должно быть, почтенная Тиона уговаривает их взять на себя его лечение, иначе что бы могло заставить ее покинуть его тут одного и так оживленно говорить с ними, да еще прежде, нежели она хотя бы одним словом упомянула о Дафне. Точно окруженных каким-то облаком видел Гермон их всех троих, стоящих посреди двора. Хотя он перед тем видел Эразистрата очень неясно, но он встречал его не раз у ложа больного Мертилоса, а кто хоть раз видел это умное выразительное лицо, тот не мог его забыть. Он также знал и другого врача, Герофила, потому что он усердно посещал лекции по анатомии этого известного ученого, когда жил в Александрии и слушал философов в мусейоне. Уже тогда волосы его были совершенно белые, и как тогда, так и теперь его большие пытливые глаза были полны жизни, а ум его сохранил всю силу и свежесть молодости[32]. Гермон знал, что от него мог он получить только хороший совет, потому что этот неутомимый исследователь почти не занимался лечением. Он посвящал все свое время и знание трудным и почти неизвестным до него исследованиям. Даже царь интересовался и поощрял его занятия, посылая ему для его работ осужденных на смертную казнь преступников. Он благодаря своим анатомическим трудам первый определил, что место нахождения души есть мозг и что в мозгу же находится источник, так сказать, начало нервов. Эразистрат, напротив, имел огромную практику, что не мешало ему сделать несколько очень важных для науки открытий. Даже среди художников знали то, что он говорил о крови в венах, а также о том, как происходит дыхание и что он нашел при исследовании сердечных клапанов. Но больше всего прославился он в области хирургии. Одному больному рабу Архиаса, за которым ухаживала сама Дафна и от которого отказались все врачи, он вскрыл полость живота, и больной не только остался жив, но и совершенно поправился. Звуки его голоса, долетающие до Гермона, напомнили ему разговор с ним в Александрии и то, как знаменитый врач отказался тогда посвятить ему свое время и свои знания. Быть может, он был прав тогда: его личность не была достойна того, чтобы Эразистрат терял ради него свое драгоценное время; но теперь он стал совсем другим. Должно быть, Тиона передала ему все, что она слышала от Гермона и от Биаса о его жизни и о перемене его характера за последнее время. Да, потому что врачи обратились к нему с расспросами, и с каким участием следила она за разговором, добавляя подробности или поощряя дружеским словом признания скульптора, который чувствовал, что все вопросы задаются ему не из любопытства, а из желания ему помочь, и поэтому отвечал прямо и откровенно на все, о чем его спрашивали врачи. Выслушав его, Эразистрат обратился к товарищу, говоря:
— Что за умная старуха! Право, ничего иного нельзя было ему предписать, и я бы ничего другого не придумал. Строгая диета, запрещение употреблять вино, мясо, пряности — и никаких внутренних лекарств; право, отлично! И наш пациент питался молоком и подобными же простыми, но здоровыми дарами природы. Ну совсем так, как я бы ему предписал! Растения, из которых старая ворожея сделала свою мазь, вероятно, очень целебны. Что же касается ее заклинаний, то и это хорошо. Повредить они не могли, а зато часто отлично действуют на психическое состояние пациента.
Затем он попросил Гермона описать ему, что он чувствует и какие еще ненормальные явления он наблюдает в своем зрении. То, с каким интересом и как подробно осматривали оба врача его глаза, еще сильнее укрепило надежды художника. Он с удвоенным вниманием прислушивался к тому, что теперь врачи говорили между собой, и разобрал только следующие слова: «белые рубцы на роговой оболочке» и «операция». Затем Герофил принялся громко убеждать товарища, что причиной, вызвавшей слепоту, было именно повреждение роговой оболочки факелом. При его исследованиях, которые привели его к открытию сетчатой оболочки глаза, ему приходилось не раз видеть такие повреждения. И этот случай как бы создан для того, чтобы показать искусство и опытность Эразистрата.
Какой радостью наполнилось сердце Гермона, когда несколько минут спустя этот величайший хирург своей эпохи обратился к нему с предложением по приезде в Александрию подвергнуться небольшой операции. Он хочет попробовать, сделав несколько надрезов, удалить белые рубцы, мешающие ему ясно видеть. Художник принялся горячо благодарить врача, а почтенная Тиона, прекрасно понимавшая, что должно происходить в его душе, задала врачу вопрос, нельзя ли здесь и не далее, как завтра приступить к этой операции, и хирург согласился исполнить ее желание. Нужные ему инструменты всегда находились при нем. Оставалось только узнать, найдется ли в переполненном приезжими городе подходящее помещение, где бы можно было сделать операцию и где больной мог находиться до окончательного выздоровления. Тиона ответила, что в этом огромном доме, предоставленном в их распоряжение, найдется, наверно, такое помещение. Призванный домоправитель подтвердил ее предположение. Тогда Эразистрат назначил время операции: следующее утро. Во время закладки храма в доме, так же как и в городе, будут господствовать тишина и спокойствие, потому что все отправятся на место закладки. Диету, которую он считал нужным назначать пациентам перед операцией, Гермон уже выдержал.
— А чистый воздух пустыни, — добавил он, — будет способствовать быстрейшему выздоровлению. Операция эта очень легкая и неопасная. Спустя уже несколько дней можно будет решить, удалась она или нет. Я остаюсь здесь при царе, только… — и он остановился в раздумье, — где же я найду себе помощника?
Тогда Герофил, лукаво усмехаясь, поглядел на своего товарища и произнес:
— Если ты найдешь, что старец из Халкедона обладает достаточной ловкостью для этого, то он к твоим услугам, старый друг.
— Герофил! — могла только воскликнуть Тиона, чувствуя, как на ее глазах выступили слезы от радостного волнения, а Гермон старался найти слова для выражения благодарности.
Но Эразистрат, перебив его, схватил руку своего старого товарища и, пожимая ее, сказал:
