Эрнест Риттер - Зулус Чака. Возвышение зулусской империи
— Что говорят иногда о путниках? Как их называют? — громко закричала Нобела, чтоб ее могли слышать все советники и другие влиятельные лица.
— Она имеет в виду Нг'обоку, — прошептал Чака (имя его друга, вождя сокулу, происходило от зулусского слова «ц'обока», что означает «измотанный дорогой»). Чака сверкнул глазами, а Нг'обока, сидевший слева от него, заерзал на место, почувствовав, что на него обращены взоры толпы. Так при помощи намека, понятного всем, Нобела хитро передала инициативу Чаке. Не проявив ее, он рисковал вызвать в народе недовольство, если только человек, указанный Небелой, не пользуется исключительной популярностью. Нг'обока же был сравнительно мало известен в зулусской столице, но принадлежал к лучшим друзьям Чаки. В свое время, когда он, Мгобози и Чака были рядовыми воинами, они поклялись, что в бою будут прикрывать друг друга. Между тем палачи двинулись к Нг'обоке, ожидая королевского приказа увести его. Пород Чакой возникла дилемма. Советники смотрели на него с надеждой, ибо каждый, «вынюханный» прорицателем, увеличивал шансы на спасение остальных. Только Чака, да еще Мбопа, одиноко сидевший под сенью смерти, знали, на каком вулкане стоят прорицатели. Если Чака преждевременно возьмет Нг'обоку под свою защиту, Нобела, обладающая исключительной прозорливостью, может разгадать его тайну, если уже не разгадала. К тому же нужно, чтобы кто-нибудь подбодрил Мбопу. И Чака решил отправить к нему Нг'обоку, но одновременно успокоить своего старого товарища по оружию, применив для этого своеобразный код. Нобела явно намеревалась форсировать ход событий, а потому можно было рассчитывать, что чем более влиятельных людей она осудит, тем сильнее будет реакция толпы в последнем акте.
— Нг'обока! — сказал Чака, обращаясь к нему. — Тебе придется пойти, но как подобает вождю, то есть без конвоя. За это ты должен благодарить тот день, когда выбросил свои сандалии, что дало тебе потом пять лучших коров, а теперь этот путь.
Нг'обока сразу понял смысл туманных речей, но Мгобози и всей толпе, не слыхавшей о маленькой частной сделке со скотом, они не говорили ничего. Нг'обока встал, приветствовал короля: «Байете!» — и удалился, чтобы присоединиться к Мбопе.
Этого Мгобози уже не мог стерпеть — ведь он, Чака и Нг'обока но так давно поклялись защищать друг друга, а если понадобится — вместе есть землю. Мгобози встал, повернулся к королю и звонким голосом провозгласил:
— Прикажи убить и меня, отец мой. Я хочу присоединиться к Нг'обоке и есть землю вместе с ним. Это только сбережет время и силы, ибо шлюха — бабуинка — не уймется, пока не перебьет всех твоих лучших друзей. Она сама воняет колдовством и пахнет сильнее, чем паршивая гиена, сдохшая семь дней назад. Как из этой падали лезут черви, так и из ее вонючего рта лезет ложь. Теперь я умолкну, отец мой и король, чтобы перед смертью не сказать о ней чего-нибудь неприличного. Байете! Байете!
Чако стоило труда не улыбнуться в ответ на эту вспышку гнева честного Мгобози, в которой проявились и скрытое недовольство его действиями и трогательная верность другу. Простодушному старому воину не хватало тонкости, чтобы разобраться в хитрой игре Чаки, и дальнейшее присутствие Мгобози угрожало ее успеху. Во всяком случае Мгобози заслужил резкую отповедь за то, что заговорил с королем без разрешения. По сути дела он допустил оскорбление величества, а это преступление само по себе заслуживало смертного приговора. Поэтому король резко ответил ему:
— Ну и иди, дурак. Вместе с Нг'обокой умрешь раньше срока.
— Байете! — приветствовал его Мгобози с поднятой рукой и гордой поступью направился туда, где уже сидели на корточках Мбопа и Нг'обока.
Толпа издала тихий стон ужаса. Он зародился среди советников и членов королевской фамилии, пробежал по рядам, словно иллюминация, и, достигнув дальних рядов, вернулся обратно, как эхо. Нанди была сильно расстроена и собиралась вмешаться, но ее удержала Пампата, сидевшая рядом. Благодаря своей удивительной интуиции Пампата начала догадываться, в чем дело. Народ был явно потрясен, это показало, какой огромной популярностью пользовался Мгобози. Зато не скрывало своего злорадства сообщество прорицателей. Они-то были уверены, что храбрый дурак сказал правду, заявив, что его поступок сэкономит им время.
— Приветствую вас, — мрачно сказал Мгобози Нг'обоке и Мбопе. — Теперь в горшке старой суки ужо трое, а скоро прибавится еще много народу.
— Как бы он не переполнился, — спокойно и таинственно ответил Мбопа.
Пока шел этот разговор, Нобела снова стала вещать, как оракул.
— Липкое растет на деревьях. Что это? — крикнула она советникам. Никто не решился ответить, пока Чака не высказал свою догадку.
— Она имеет в виду нтлаку — смолу. Нобела определенно метила в Мдлаку — главнокомандующего армией, который сидел в ногах у Чаки.
— Я слышу тебя, Нобела, — продолжал Чака, — но войско неприкосновенно. Я один имею с ним дело. Я сказал тебе об этом уже давно, когда ты сунула лицо в осиное гнездо.
Стоявшие поблизости офицеры и воины вздохнули с облегчением. Словно посредством телепатии вздох этот передался полкам, выстроенным на большом скотном дворе.
Нобела снова задала вопрос:
— Что говорят о человеке, когда он в нужде? Воцарилось полное молчание, и только Чака нарушил его:
— Она хочет сказать «Удингани».
Это был явный намек на его сводного брата Дингаана, который заворчал и бросил на Нобелу убийственный взгляд.
— Я и в этот раз услышал тебя, Нобела, но оставь в покое сына моего отца, — хмурясь сказал Чака. Нобела снова задала загадку.
— Что растет на берегах рек и в болотах и выпускает цветок, похожий на перо? Хоть это и маленькое растение, вы должны знать, как оно называется. Она явно имела в виду тростник умхланга (уменьшительное — умхлангана). Речь могла идти только о Мхлангане — другом сводном брате Чаки.
— Прекрати нападки на дом моего отца, о зловещая птица, и кончай свое дело.
— Я слышу тебя, о король! — ответила Нобела. — Но в тот день, когда у тебя на глазах с клинка маленького копья с красной ручкой, что ты держишь сейчас закапает кровь, в ушах твоих снова зазвучат мои слова, о король! И ты горько раскаешься в том, что не прислушался к ним вовремя. Ибо тогда будет уже слишком поздно. Я все сказала, а теперь уступлю место другим прорицателям.
Гордо выпрямившись, Нобела во главе своей свиты отправилась к месту, указанному Чакой: каждая группа прорицателей усаживалась напротив тех, кого она осудила.
Когда очередные две группы приблизились к толпе, собравшиеся почти умолкли, и среди этого молчания прозвучала страшная песня остальных прорицателей, еще ожидавших своего часа. «Сегодня ночью гиены заснут с полным брюхом, а завтра нажрутся стервятники. Плачьте кожей, плачьте глазами, вы, злодеи, правосудие приближается к вам. Хоть вы, быть может, и считаете себя невиновными, все вы служите невольными орудиями зла, которое через вас может погубить весь народ. Смейтесь с нами, о вы, праведники, смейтесь над участью грешников, ибо вскоре они познают вкус колышков. Смейтесь, смейтесь, смейтесь!» Кровь застыла в жилах у всех, кто видел, как, издавая ужасный демонический хохот, приближаются две извивающиеся линии, которые несут смерть: за ними следовали палачи.
