Вилис Лацис - Потерянная родина

— Что вы хотели сказать? — спросил Спенсер. — Если у вас есть какое-нибудь разумное предложение, не скрывайте его. Мне самому ясно, что здесь что-то не так, как везде. Одной храбростью и смелостью здесь не возьмешь.

Это уж была несомненная капитуляция со стороны Спенсера. Элиот понимал, что лишь исключительные обстоятельства вынудили Спенсера признаться в своем бессилии, и, не желая понапрасну портить и без того скверное настроение командира, он заговорил проще и сердечнее:

— Мне кажется, что старый принцип Британской империи — разделяй и властвуй — еще вовсе не уста* рел. Что, если нам попробовать применить его здесь?

— Чтобы место воина занял дипломат? Но что он может предпринять, когда никто из этих черномазых мерзавцев не вступает с ним ни в какие переговоры?

— Дать приказ нашим людям раздобыть «языка».

— Гм. Я подумаю об этом.

Спенсер думал, но не успел придумать, каким бы образом сделать так, чтобы действительно дельное предложение Элиота превратить в свое собственное, как вдруг подбежал нарочный и доложил, что матросы нечаянно наткнулись на главную жизненную артерию острова — источник, откуда островитяне черпают воду, — и взяли в плен одну семью туземцев, которая как раз в тот момент наполняла сосуды питьевой водой. Предложение Элиота моментально улетучилось из головы Спенсера. Взбешенный неудачами, он, как изголодавшийся зверь, поспешил следом за нарочным на побережье, где находились пленные островитяне. «Теперь вы взвоете, — думал Спенсер. — Уж я вам покажу, где раки зимуют… Теперь вы узнаете капитана Спенсера».

Пленных туземцев было четверо — довольно молодой мужчина со своей женой и двумя детьми — мальчиками-подростками. Сбившись в кучу, плотно прижавшись друг к другу, стояли они, окруженные группой матросов, и струи дождя поливали их полуголые тела. Мальчики широко открытыми глазами пытливо, но спокойно смотрели на белых людей. Их родители, как бы защищая детей, стояли по обеим сторонам от них и руками обнимали ребят за плечи.

— Переводчика ко мне! — гаркнул Спенсер. Потом сунул кулаком в лицо главе семейства, а его жену пнул ногой. Один из мальчиков зарычал, как звереныш. Спенсер дал и ему затрещину.

Вскоре появился переводчик — какой-то моряк, несколько лет проживший среди полинезийцев и научившийся некоторым туземным наречиям.

— Пусть они расскажут и покажут, где спрятались жители острова, — обратился Спенсер к переводчику. — Скажи им, что в случае запирательства мы их живьем изжарим на огне.

Переводчик прежде всего знаками обратил на себя внимание пленников, потом заговорил сперва на одном, затем на другом и третьем из известных ему диалектов островитян. Но пленники молчали. По их поведению можно было заметить, что они кое-что понимают из речи переводчика, — иногда они переглядывались, будто глазами спрашивали что-то друг друга, потом опять утихали и продолжали спокойно смотреть на белых людей.

— Ну, хорошо… — задыхался Спенсер. — Если не будете говорить добром, мы вам поможем развязать языки.

Пленников били, драли за волосы и пинали ногами, но они по-прежнему молчали. Ни одного стона не вырвалось даже из груди мальчиков. В тот момент, когда их взяли в плен, они уже примирились с мыслью о скорой, неизбежной смерти, и никакие сомнения больше не терзали их простые, ясные сердца. Тогда Спенсер собственноручно застрелил обоих мальчиков. Глубокая скорбь и покорность перед неотвратимым — вот все, что захватчики прочли на лицах отца и матери. Они не причитали, не бросались на землю к трупам своих детей, лголько выше вздымалась от волнения их грудь и пальцы рук сжимались в кулаки. И это все.

«Что это такое — большая сила или тупая бесчувственность? — думал Спенсер, которого все больше разъяряло спокойствие островитян. — Может быть, это всего только ограниченность животного, неспособность понять ужас происходящего?» Он велел переводчику еще раз испробовать свое красноречие, еще раз принимался бить и пинать свои жертвы, но они продолжали хранить молчание.

— Вот вам «языки»! — с издевкой сказал Спенсер Элиоту, который тоже вышел на берег и с живейшим интересом наблюдал экзекуцию. — На что годна вся ваша хваленая дипломатия?

Элиот пожал плечами и отошел в сторону.

Убедившись, что от пленников все равно ничего не добиться, Спенсер приказал повесить их на двух кокосовых пальмах на берегу лагуны — на открытом месте, хорошо видном с гор в глубине острова. Вероятно, много глаз в ту минуту смотрели на это место нз тем* ной чащи и из невидимых укрытий в ригондских холмах. И много сердец сжималось от боли. Но остров безмолвствовал.

Баланс второго дня карательной экспедиции оказался весьма прискорбным: Спенсер потерял девять человек (в том числе одного лейтенанта и двух сержантов), один легкий пулемет, шесть винтовок, два револьвера и изрядное количество патронов. У капитана второго ранга была веская причина для раздумья. Элиот прав: если так будет продолжаться, то через несколько дней будет некому отвести корабль в Сидней. Элиот прав и в том отношении, что одной грубой силой здесь ничего не сделаешь, противник оказался гораздо умнее и находчивее, чем можно было ожидать от этих неотесанных людей.

Что делать? Признаться в своем бессилии и уйти, отказываясь тем самым от надежды на орден и повышение по службе, или же продолжать неудачно начатую авантюру до тех пор, покуда сделается невозможным даже ее продолжение? Провал предприятия был теперь очевиден даже для самого недалекого матроса канонерки.

Вернувшись на корабль, Спенсер не заперся в своем салоне, а пригласил к себе Элиота, к которому, несмотря на всю непреодолимую неприязнь, он чувствовал определенное уважение, и, поставив на стол бутылку рома, стал обсуждать с ним дальнейшие перспективы карательной экспедиции.

— Где, по-вашему, кроется наша основная ошибка? — спросил Спенсер. — Нет смысла отрицать, что мы допустили ошибку, но мы должны своевременно свернуть с ложного пути.

— По-моему, сэр, мы столкнулись здесь с необычным противником, а боролись с ним обычными средствами, — ответил Элиот. — Шаблонные приемы тут не годятся, и чем скорее мы откажемся от них, тем лучше. Сегодня мы уже очутились в таком положении, что нам пора побеспокоиться о сохранении своей живой силы! а возможности противника значительно расширились и способствовали этому мы сами: в распоря» жении островитян сегодня гораздо больше современного оружия, чем у них было вчера утром.

— Но мы ведь не можем посылать своих людей безоружными в джунгли острова! — воскликнул Спенсер.

— Простите, сэр, но мне кажется, было бы лучше, если бы вместо людей мы послали в джунгли свою хитрость… — продолжал Элиот. — Я не хочу критиковать вас — вы гораздо более опытный командир, нежели я, но тех четырех туземцев сегодня я непременно оставил бы в живых.