Валерий Привалихин - Клад адмирала

Не прошло и четверти часа, а они уже катили на Пятнадцатый километр по знакомой, окаймленной густыми и высокими высохшими зарослями полыни и пижмы гравийной дороге вдоль железнодорожного полотна.

— Ну Иван Артемьевич, ну артист, отлично сыграл. Как у меня в голове ни разу не шевельнулось, что фальшивит, — говорил, прибавляя скорость, Нетесов. — Да ему, когда рамка ходуном заходила, на любые поиски наплевать было. Он этого момента десятки лет ждал. Должен был упереться, как бык, потребовать: «Копать!» Знаешь, почему не потребовал?

— Не знал, имеет ли право копать?

— Именно! Тем более поэтому надо было запретить ему копать.

— Ты же ему запретил.

— Плохо значит. Надо было от твоего имени.

— Как от моего?

— Соображай. Колодец-то — твоя идея. На это надо было напирать. Ладно, потом об этом.

— Да ты нервничаешь, — попытался успокоить Зимин Сергея. — Копает и пусть себе копает.

— Если бы это грядки были, — сказал Сергей. — Я ж тебе говорил, даже мы своими поездками к нему внимание припечатали, а еще дважды или сколько там раз этот академик появлялся, кочегар был. Сам он шороху вокруг себя неизвестно сколько наделал.

— Ну и ничего особенного. Почти сто лет вокруг этого клада возня.

— Это — когда бесполезная, тупая возня. Как у кочегара. А тут…

Сергей умолк на полуслове. Чем ближе был Пятнадцатый километр, тем заметнее становилось, как он взвинчен. Состояние друга передалось и Зимину. Он сидел, вглядываясь вперед, испытывая одно желание: скорее бы уж доехать.

…Мелькнули между бальзамических тополей яркий домик, колышущиеся на ветру, сохнущие на натянутых веревках между деревьями пододеяльники и простыни. Из конуры навстречу машине с лаем выскочил лохматый черный пес. Возникла на крыльце жена Бражникова с полным тазом отжатого выстиранного белья, с ниткой висевших на шее, как бусы, пластмассовых разноцветных прищепок.

— Видишь, не так уж все и плохо, — успокаиваясь, сказал Зимин.

— Вижу, — буркнул Сергей, вылезая из машины и направляясь к Бражниковой. — Анна Григорьевна, а супруг дома?

— На Лесном он, — кивнула в сторону железной дороги Бражникова.

— Давно?

— С вечера там пропадает.

— И с вечера вы не виделись с ним?

Нет. Я с ночевкой в Пихтовое к племяннице ездила. А что?

— Просто спросил.

Судя по поведению Бражниковой, муж скрыл от нее все, что происходило вчера на кордоне. И от этого отступившая было тревога прихлынула с новой силой.

— Мы к Ивану Артемьевичу сходим сейчас. За машиной присмотрите, — попросил он Бражникову.

— Пригляжу, конечно, — ответила она.

…Перевалив через железнодорожное полотно, устремились по тропе-тротуару в сухом кочковатом болоте к ельнику. В спешке, выезжая из Пихтового, не переобулись в сапоги. На самом выходе из болота, где на тропе не было деревянного настила, Нетесов не рассчитал, ступил в скрытую жухлой травой мелкую зыбь и, провалившись ногой выше щиколотки, зачерпнул полный ботинок ледяной жижи. Останавливаться, чтобы вылить ее из ботинка, однако, и не подумал, наоборот, ускорил и без того быстрый шаг.

Миновали еловый лес, и огромный, под железной крышей дом, запоминающийся тем, что срублен из необычно крупных бревен, предстал глазам. Сараи заслоняли обзор дома. Считанные секунды потребовались, чтобы приблизиться к ним и очутиться во дворе.

После короткого разговора с женой Бражникова уже не надеялись, что хозяин сдержал свое слово — не копает. И все же при виде открывшейся картины замерли: в центре двора, там, где Бражников ровно сутки назад вбил неошкуренную короткую жердинку, помечая расположение старого колодца, зияла яма. Земляные вперемешку с глиной высокие холмы были наворочены вокруг горловины этой ямы. В беспорядке на свежеразрытом грунте и на отлете от земляных холмов были разбросаны короткие бревнышки с характерными затесами на концах. Невольно Зимин и Нетесов приметили и то, что вчера отсутствовало во дворе, — валявшиеся как попало близко от поленницы большие эмалированные бачки, ведра, длинную и тонкую металлическую лестницу, одним концом зацепившуюся за верхушку поленницы, размотанную бухту троса тонкого сечения.

Воронкообразная яма, по краям которой земля была натоптана подошвами бражниковских кирзовых сапог со стершимся узором, уходила, сужаясь, в глубину метров на шесть-семь, и на дне этой ямы отчетливо прорисовывался тщательно очищенный от земли квадрат уцелевшей части колодезной клети.

— Смотри-ка, как быстро докопался, — сказал Нетесов, чуть отступая от края ямы. — Где же сам-то?

Нетесов быстро огляделся, кинул взгляд на дом, громко позвал:

— Иван Артемьевич!

Прислушался: вдруг да отзовется. Перебравшись через высокий холм влажноватой рыхлой земли, устремился в дом, но долго там не задержался.

— Никого. Чайник теплый, часа два назад грел, — выйдя, бросил на ходу, направляясь к сараю, который Бражников использовал как гараж.

Зимин, глядя невольно под ноги, чтобы ненароком не споткнуться от торчащие из земляной насыпи концы бревнышек, тоже хотел было ринуться от ямы к гаражу-сараю. Молочного цвета кругляш, похожий на крупную пуговицу, втоптанный каблуком сапога в глинистую темно-желтую землю, привлек его внимание. Наклонившись, Зимин пальцем выковырнул его из земли.

…Вовсе это была не пуговица, как показалось в первый момент, а покрытая белой эмалью медаль, в центре которой тускло мерцал красный, тоже эмалевый, накладной крест. Дужка для присоединения к колодке была припаяна к кругляшу, но колодка отсутствовала. Оборотная сторона медали была сплошь залеплена грязью. Машинально стирая грязь, Зимин провел медалью по рукаву куртки и вздрогнул от неожиданности, увидев проступившую на обороте серебристого кругляша гравированную надпись: «Шагалову П. И.» На поле медали была и еще гравировка — надпись по окружности «Западная Сибирь», «1910–1911» и «Р.О.К.К.» над фамилией и начальными буквами имени и отчества. Зимин, все еще не веря своим глазам, впился взглядом лишь в одну выгравированную строчку — «Шагалову П. И.».

— Куда этого стахановца-землекопа унесло? «Москвич» на месте, — послышался голос Сергея. — Откуда это? — Сергей, подойдя, взял из рук Зимина медаль.

— Здесь валялась… — Зимин указал себе под ноги. — Ты не на крест, на надпись на обороте взгляни.

Сергей перевернул медаль и присвистнул:

— Тот самый купец Шагалов? Убитый на Орефьевой заимке?

— Думаю, тот, — не сразу ответил Зимин. — «П. И.» — Петр Иннокентьевич. И, значит, его шкатулка была здесь.