Джеймс Клавелл - Тай-Пэн
Воздух в проходе был спертый, и Кулум почувствовал приступ дурноты, тем более сильный, что его терзал страх перед Орловом и предстоящей схваткой. Но он сумел справиться с тошнотой и твердо решил, что не доставит удовольствия Орлову, раскиснув у него на глазах. Он постарался не замечать кисловатого запаха, который шел из льял. Когда-нибудь я рассчитаюсь с ним за все, поклялся он про себя.
– Неужели хронометр настолько важен?
– Ты посещал университет и задаешь такие вопросы? Без этого красавца нам конец. Ты слышал о капитане Куке? Шестьдесят лет назад он первый воспользовался хронометром и доказал его необходимость. До того времени мы не могли определять долготу. Но теперь, имея точное лондонское время и секстант, мы можем определить свое местонахождение с точностью до мили. – Орлов запер шкафчик и бросил на Кулума короткий взгляд.
– Ты умеешь пользоваться секстантом?
– Нет.
– Когда мы потопим джонки, я покажу тебе. Или ты полагаешь, что сможешь быть Тай-Пэном «Благородного Дома» сидя на берегу? А?
Они услышали торопливый топот ног по палубе и почувствовали, что «Китайское Облако» еще больше прибавил в скорости. Здесь, внизу, казалось, что весь корабль пульсирует, словно живое существо.
Кулум облизнул сухие губы.
– А мы сможем потопить так много джонок и уйти от опасности?
– Если не сможем, до берега придется добираться вплавь. – Коротышка посмотрел на Кулума снизу вверх: – Ты когда-нибудь терпел кораблекрушение или тонул?
– Нет. И я не умею плавать.
– Если ты моряк, лучше и не учиться. Это способно лишь ненадолго отсрочить неизбежное – если море захотело тебя и твое время пришло. – Орлов дернул за цепочку, проверяя замок. – Тридцать лет я провел в море, а плавать не умею. Я тонул больше десятка раз, от Китайских морей до Берингова пролива, но всегда находил рею или лодку. Когда-нибудь море возьмет меня. Оно само решит, когда. – Он поправил боевой цеп на руке. – Я был бы рад вернуться сегодня в порт.
Кулум благодарно последовал за ним вверх по трапу.
– Вы доверяете команде?
– Капитан доверяет своему кораблю, только своему кораблю. И только себе изо всех людей.
– А моему отцу вы доверяете?
– Он капитан.
– Я не понимаю.
Орлов не ответил. Очутившись на юте, он проверил паруса и нахмурился. Слишком уж их много в такой близости от берега. Слишком много неизвестных рифов в этих водах, и в воздухе пахнет бурей. Линия преградивших им путь джонок протянулась в двух милях прямо по курсу; маленькие суда молча и неумолимо надвигались на них.
Корабль шел под всеми парусами, фок и грот по-прежнему зарифлены, и радостно подрагивал всем корпусом. Эта радость передалась команде. Когда Струан приказал убрать рифы, матросы прыгнули к снастям и с песней взялись за дело, забыв про серебро, отравившее их души алчностью. Ветер посвежел, и паруса начали покряхтывать. Клипер накренился, набирая скорость, морская пена, как дрожжи, поднималась в шпигатах.
– Мистер Кьюдахи! Возьмите вахтенных по трюму и вынесите оружие на палубу!
– Есть, так точно, сэр-р! – Кьюдахи, первый помощник капитана, черноволосый ирландец с прыгающими глазами, носил в ухе золотую серьгу.
– Так держать! Палубная вахта! Пушки к бою! Заряжать картечью!
Люди облепили пушки, выкатили их из пушечных портов, зарядили картечью и закатили обратно.
– Расчету третьей пушки по чарке рома сверх нормы! Расчету восемнадцатой чистить льяла!
Крики радости перемешались с громкими проклятиями.
Это был обычай, который Струан ввел на своих судах много лет назад. Расчет, приготовившийся первым перед сражением, получал награду, а отстающим доставалась самая грязная работа на корабле.
Струан окинул взглядом небо, тугие паруса и направил бинокль на огромную боевую джонку. Он заметил много пушечных амбразур, носовую фигуру в виде дракона и флаг, который пока не мог распознать на таком расстоянии. Увидел десятки китайцев, толпящихся на палубе, и горящие факелы.
– Приготовить бочки с водой! – прокричал Орлов.
– Зачем нужны бочки, отец? – спросил Кулум.
– Чтобы тушить огонь, парень. На джонках горят факелы. Китайцы, должно быть, в избытке запасли зажигательные ракеты и дымовые бомбы. Дымовые бомбы делают из дегтя и серы, они испускают страшную вонь, очень едкую, и могут превратить клипер в сущий Бедлам, – если вовремя не приготовиться. – Он посмотрел за корму: другая флотилия входила в пролив позади них.
– Мы отрезаны, не так ли? – спросил Кулум, чувствуя, как сжалось сердце у него в груди.
– Да. Но только дурак повернул бы в ту сторону. Посмотри на ветер, парень. Если бы мы развернулись, нам бы пришлось лавировать против ветра, а что-то подсказывает мне, что он встанет еще круче против нас. Но, двигаясь вперед, как сейчас, мы дадим фору любой джонке. Ты только взгляни, как они неповоротливы, дружок! Словно тяжеловозы в сравнении с нами – легконогой борзой. У нас десятикратный перевес в огневой мощи, если брать корабль на корабль.
Одна из снастей наверху грот-мачты неожиданно лопнула, рея завизжала, ударившись о стеньгу, и парус заплескался на ветру.
– Вахтенные с левого борта, наверх! – прорычал Струан. – Топенант к бом-брам-рее быстро!
Кулум смотрел, как матросы выбрались на рею почти у самой верхушки грот-мачты и боролись с ветром, вцепившись в нее ногтями и пальцами ног, и он знал, что сам никогда не смог бы так. Он ощутил в желудке желчь, которую пригнал туда страх; из головы не шли слова Орлова про кровь на его руках. Чью кровь? Пошатываясь, он подошел к фальшборту, и его вырвало.
– Вот, возьми, сынок, – сказал Струан, протягивая ему фляжку с водой, висевшую на кофель-нагеле.
Кулум оттолкнул ее, ненавидя отца в этот миг за то, что тот заметил его слабость.
– Ополосни рот, клянусь Богом! – Голос Струана звучал сурово.
Кулум с несчастным видом подчинился и даже не заметил, что это была не вода, а холодный чай. Он сделал несколько глотков, и это вызвало новый приступ рвоты. Затем он сполоснул рот и стал осторожно цедить напиток сквозь зубы, чувствуя себя ужасно.
– В первый раз, когда я участвовал в сражении, меня рвало, как упившегося егеря – ты такого даже вообразить себе не можешь. И я был перепуган до смерти.
– Я в это не верю, – чуть слышно произнес Кулум. – Ты никогда в жизни не знал, что такое страх или тошнота.
Струан хмыкнул.
– Что ж, можешь мне поверить. Это было у Трафальгара.
– Я и не знал, что ты был там! – От удивления Кулум даже на время забыл о своем желудке.