Мартин Стивен - Крайняя мера
Манион назначил очередную встречу с Трэшемом в одном из публичных домов.
— Это очень разумно, — уговаривал он друзей. — За посетителями публичного дома проследить гораздо проще, чем за теми, кто приходит в таверну. Кроме того, бордель находится на другом берегу реки, и мы можем отправиться туда в закрытой лодке прямо с нашей пристани.
Между тем Манион превзошел сам себя. Отправившись в «Митру», он сделал вид, что подыскивает комнату для своего хозяина, и попутно выяснил, какую комнату снял Перси. Не долго думая Манион снял соседнюю, но на час раньше. К тому времени как Перси займет комнату, слуги уже принесут еду и оставят гостей наедине с бутылками. Но обстоятельства сложились еще более удачно, чем рассчитывал Манион. На стене, разделявшей комнаты Перси и Маниона, был закреплен железный крюк, на котором висела лампа. Штукатурка была рыхлой, крюк расшатался, и его пришлось поднять примерно на дюйм, а прежнее отверстие осталось на месте, и Маниону потребовалось несколько секунд, чтобы с помощью кинжала сделать его сквозным. Теперь можно было беспрепятственно наблюдать за происходящим в соседней комнате. Однако Маниону пришлось действовать очень осторожно, так как штукатурка была старой и прогнившей и вместо едва заметного отверстия из стены мог вывалиться большой кусок.
Грэшем с большой неохотой уступил настойчивому требованию Джейн и взял ее с собой, закутав в длинный плащ с капюшоном. В таверне она ничем не отличалась от любой другой благородной дамы, пришедшей на свидание с джентльменом. Услышав шум в соседней комнате, они поняли, что явился Перси с гостями, и потушили свет, после чего Манион через дырочку в стене стал следить за посетителями, внешний вид которых ему описал Трэшем и осведомители, работающие на Генри.
— Вон тот высокий, с седыми волосами и бородой — Перси, — прошептал он. — Говорят, он страшно потеет. А тот рыжий верзила, должно быть, Фокс. А третий, наверное, Грант, Роберт Грант.
Отодвинув Маниона, Грэшем с интересом наблюдал за тем, что происходит в ярко освещенной комнате. Все гости уселись за стол и приступили к трапезе. Господи, да на вид это обычные мужчины, собравшиеся на дружеский ужин! Насколько проще была бы жизнь, если бы мерзавцы, задумавшие уничтожить собственный народ, выглядели иначе, чем нормальные люди!
Трэшем понимал, что в Уайт-Уэбзе его жизнь висела на волоске, но потребовалось некоторое время, чтобы осознать весь ужас своего положения. Со встречи с Кейтсби и Уинтером он ушел с надменным видом и гордо поднятой головой, но потом мысль о том, что ему едва удалось избежать верной смерти, привела его в полное смятение.
По запахам, наполнявшим комнату, можно было предположить, что совсем недавно ее использовали совсем для иных целей. Грэшем и его друзья сделали все возможное, чтобы добраться до публичного дома незамеченными. Генри переправился в Саутуорк в закрытой лодке, Трэшем пришел другой дорогой; и Манион был готов поклясться, что за ним нет слежки.
— Расскажи, что произошло, — спокойно обратился Генри к своему шпиону, чувствуя переполняющий его страх.
Медленно и сбивчиво Трэшем поведал свою историю, рассказав о письме к Монтиглу, которое вызвало панику у Уинтера, но оставило Кейтсби подозрительно спокойным. Имена заговорщиков не названы, и никакие действия против них не предпринимаются. Порох находится на прежнем месте, а завтра заговорщики снова встречаются, чтобы обсудить создавшееся, положение.
— Я — главный подозреваемый, — признался Трэшем. — Если бы мне задали другой вопрос, то и результат нашей встречи был бы иным. Что касается Кейтсби, думаю, он верит, что письмо написал не я. А вот Том Уинтер — совсем другое дело.
Грэшем на мгновение задумался.
— Готов ли ты к тому, чтобы тебя арестовали и посадили в Тауэр? — обратился он к Фрэнсису.
Трэшем изумленно уставился на собеседника, и даже невозмутимый Манион не мог скрыть своего удивления.
— Арестовали?! Бросили в Тауэр?! Да вы все спятили! Неужели только я сохранил здравый ум? Если это произойдет, меня можно считать покойником! С таким же успехом я могу на обратном пути броситься с лодки в Темзу.
— Вполне закономерный финал, — сказал Грэшем, — но не неизбежный. Подумай хорошенько, если ты не окажешь сопротивления и будешь настаивать, что изо всех сил старался помешать осуществлению заговора, то выиграешь время. Тебя завербовали последним. Убеди в этом власти, и они оставят тебя напоследок. Если повезет, ты избежишь пыток, так как на подобные действия требуется санкция короля, а на это тоже уйдет время.
— Если повезет, меня не станут пытать?! Черт побери! Да за кого ты меня принимаешь?!
— За того, кому, возможно, повезло с друзьями. Я сказал, что тебя поместят в Тауэр, но ни словом не обмолвился о том, что ты там умрешь. Неужели не понимаешь, что когда заговор раскроют, за тобой будут охотиться до конца жизни? Наши интересы совпадают. Мне нужно до последнего момента получать информацию, а значит, есть риск, что тебя схватят, прежде чем ты успеешь скрыться. Тебе необходимо начать новую жизнь, а сделать это можно, только если все будут считать тебя мертвым.
— И вы можете это устроить? — недоверчиво спросил Трэшем.
— Способен ли ты уяснить, что вот уже в течение нескольких лет тебя лечит мой добрый друг доктор Саймон Форман?
— Форман? Этот шарлатан? Я же не женщина, которая хочет избавиться от нежеланного ребенка или отравить собственного мужа, и не идиот, который готов заплатить бешеные деньги, чтобы узнать судьбу по фальшивому гороскопу!
— Оставь высокопарные слова для своего друга Кейтсби. Форман гораздо лучше многих врачей, которые любят похвастаться своей ученостью. А теперь слушай…
Во время последней встречи с Рейли тот заявил Грэшему, что никогда не воспользуется его планом побега. Жена умоляла его изменить свое решение, но он посмотрел на нее тем особенным взглядом, предназначенным только для нее, и нежно погладил по голове. «Мужчина не убегает, а живет по законам чести, и если ради этого потребуется умереть, что ж, это входит в условия сделки», — заявил Рейли. Для человека, утратившего все понятия о чести, трудно найти более подходящий план спасения, чем тот, который отверг другой человек, всю жизнь ими руководствующийся.
Грэшем знал, что он может все устроить наилучшим образом. Саймон Форман способен по желанию заказчика вызвать симптомы почти любой болезни. Особое предпочтение он отдает закупорке мочевых путей, так как при этой болезни легко подделать лекарства и не представляет особого труда притвориться больным. Форман также изготавливает снадобья, задерживающие дыхание, в результате чего тело становится холодным, как у покойника. Самая большая сложность заключается в том, чтобы тюремные врачи констатировали смерть и тело положили в гроб. Здесь на помощь придут убитые горем женщины, которые с рыданиями бросятся к мнимому покойнику и помешают врачам осмотреть его более тщательно. В случае тяжелой болезни к заключенному пускают женщин, полагая, что родственницы обеспечат ему лучший уход.
