Алла Бегунова - Камеи для императрицы
— Очень жаль, ваша светлость… — Из-под платка на Лейлу зло блеснули темные глаза. — Ваш отец Нуреддин-эфенди и ваша мать Сафие ханым весьма сердечно принимали меня в Румелии. Ваше решение их очень и очень огорчит.
— Не вам о том судить! — Лейла топнула ногой.
— Слушаю и повинуюсь, ваша светлость… — Как бы спохватившись, Фатима низко склонилась перед третьей женой крымского правителя и приложила руку к груди. — Не смею больше досаждать вам своим присутствием. Мне осталось вручить подарок от ваших родителей…
Она извлекла из корзины альбом в красном кожаном переплете, положила его к ногам Лейлы и так, согнувшись и отвешивая поклоны, попятилась к двери. Лейла дождалась, пока шаги торговки и сопровождавшей ее Асаны стихнут в коридоре, и взяла подарок в руки. «Les curiosites de Paris» — «Достопримечательности Парижа» — было вытеснено золотом на обложке. Внутри находились прекрасные раскрашенные гравюры, изображавшие памятники, здания и улицы французской столицы…
Асана знала, каким непостоянным характером обладает Лейла. Ей чаще других приходилось испытывать на себе вспышки ее бешеного нрава. Негодование у Лейлы выплескивалось быстро и бурно. Но потом всегда наступало время сосредоточенных раздумий. Так слово «нет», сказанное в необузданном порыве, на самом деле иной раз означало «да». Следовало лишь запастись терпением и в каждой ситуации правильно подбирать ключик к ее заколдованному сердцу.
Служанке не нравилась дружба Лейлы с Анастасией. Та приехала из страны неверных, и этим для Асаны было сказано все. Но Фатима передала ей от младшей сестры Зулейки, проживающей в Стамбуле, подарок — мешочек с серебряными пиастрами — и попросила помочь. Зачем-то ей понадобилось письмо для русской. Асана привела ее к третьей жене. Однако разговор принял оборот, ими совсем не предвиденный. Тем не менее Асана не сомневалась, что Лейла такое письмо все же напишет. Она еще поговорит с госпожой наедине. У нее есть свои доводы.
Однако ее доводы на этот раз вообще не понадобились. Когда спустя час служанка вернулась в покои повелительницы, Лейла уже сидела на подушке перед столиком «кьона» и задумчиво смотрела на лист бумаги перед собой. Письмо получилось коротким — всего три строчки. Юная художница перечитала его, вздохнула — она сожалела о своей вспышке гнева — и, обмакнув перо в чернила, подписалась: «Leila». Асана не обратила на это внимания и завела разговор издалека: новые товары из Стамбула, неопытность торговки Фатимы в обращении с царственными особами, караван-сарай в Джамчи, хорошая погода для поездки.
Лейла недолго слушала этот нудный монолог. Она встала с подушки, потянулась сильно, до хруста костей, и спросила Асану, где сейчас находится подарок ее любимого брата Эмина — большой красный платок из китайского шелка, украшенный монетами. Асана так и застыла с открытым ртом. Платок-то был особенный, сделанный специально для исполнения так называемого танца живота. Третья жена танцевала его прекрасно, и Шахин-Гирей обожал наблюдать за ней. Правда, Лейла редко пользовалась своим умением, потому что «танец живота» всегда заканчивался для нее одним и тем же. Но это был хороший способ воздействия на мужа. Она прибегала к нему, если хотела задобрить своего господина или выпросить у него что-нибудь исключительное.
Сейчас требовалась карета ханских жен. Этот экипаж существовал в единственном экземпляре. Мариам, Хатидже и Лейла пользовались им по очереди. Завтра, в среду, наступала очередь Хатидже. Лишь Его Светлость мог разрешить такую замену: третьей жене ездить на нем в среду, второй жене — в пятницу.
Асана бросилась в спальню. Там слева от очага стоял роскошный деревянный шкаф «долаф» для посуды, справа «су-долаф» — для омовений, напротив них вдоль всей стены тянулся деревянный помост шириной в аршин для постельных принадлежностей. Обычно красный платок лежал под кипой одеял из верблюжьей шерсти. Служанка достала его и развернула.
Платок имел форму геометрической фигуры «трапеция». Пришитые к нему два конца завязывались на середине живота, на ладонь ниже пупка. Изделие сложностью не отличалось. При помощи сетки из толстых красных нитей на нем крепились серебряные монеты с дырочками наверху и белые круглые бусины двух размеров: побольше и поменьше. При покачивании бедрами монеты и бусины сталкивались друг с другом, издавая звон…
Когда младший евнух Али доложил Шахин-Гирею, что третья жена просит у него аудиенции, Светлейший хан несколько удивился. Время было совершенно неурочное, только что завершилась полуденная молитва — «саляр аз-зухр». Однако, отложив в сторону дела, правитель Крыма двинулся за слугой к покоям Лейлы.
Али шел и улыбался. Он тоже любил «танцы живота» и музыку и умел извлекать простейшие мелодии из турецкой флейты. Под эти звуки и удары по тулумбасу, на котором играла Асана, третья жена хана и исполняла «танец живота». Как правило, это происходило по вечерам, но и днем могло получиться не хуже, потому что Светлейший хан рассмотрел бы тогда все «па» дивного танца, все его детали.
Лейла встретила своего господина в широком и длинном халате из белого ажурного шелка. Халат застегивался на одну жемчужную пуговицу у горла. Сквозь прозрачную ткань Шахин-Гирей увидел ее наряд: розовая облегающая короткая блузка без пуговиц, с полами, завязанными узлом на груди, розовые батистовые шаровары, туфли из белой телячьей кожи, расшитые золотом. Красный пояс с монетами и бусинами стягивал бедра третьей жены и сквозь халат пылал, как призывный огонь маяка.
Шахин-Гирей молча сел на подушку и приготовился наблюдать это весьма волнующее зрелище. Если уж скромница и недотрога Лейла затевала «танец живота» средь бела дня, то, значит, причина сего действа была по-настоящему серьезной. В конце концов, письмо для русской путешественницы очутилось у него в руках. Лейла, усевшись рядом с мужем на подушку, рассказала о своей просьбе. Шахин-Гирей улыбнулся, осторожно развязал узел на ее розовой блузке и просунул ладонь под тонкий шелк.
— Bien sur, mon coeur… Ne doute pas… [61]
Через час нарочный уже скакал с ее письмом в Инкерман, в монастырь Святого Климента. Весь вечер Лейла готовила подарок для Анастасии: записывала в ее альбомчик свои стихи, переведенные на французкий, рисовала по краям страниц восточные орнаменты черной и красной тушью. Асана, что-то ворча себе под нос, собирала две дорожные сумки для нее.
Третья жена хана выехала из Бахчи-сарая в седьмом часу утра. Рядом с кучером сидел младший евнух Али. Перед экипажем и позади него скакали по два саймена в темно-синих кафтанах. Настроение у Лейлы было отличным, и она всю дорогу напевала куплеты из веселой татарской народной песни «Араба къапу».
