Вольф Серно - Тайна затворника Камподиоса
– А то кто же, тысяча чертей!
– Слава и хвала Господу нашему!
Орантес видел, как обе фигуры отделились от дерева и быстрым шагом направились в его сторону. Он положил было ладонь на рукоятку кинжала – как знать, кто это? – но тут же всплеснул обеими руками: – Пресвятая Дева Мария! Это ты, Витус?
– Тссс, не так громко! – Витус заговорщицки приложил палец к губам. – Да, это я!
– Дай прижать тебя к сердцу, парень! – Орантес изо всех сил старался не заорать от радости. Он сгреб Витуса своими ручищами и крепко сжал в объятиях.
– Выходит, ты оставил этих проклятых инквизиторов с носом! Я просто глазам своим не верю!
Витус высвободился из его объятий.
– Я хочу познакомить тебя с моим другом, мы с ним сидели в одной камере. – Маленький ученый неторопливо подошел к ним. – Это Магистр, а это Карлос Орантес, – представил он их друг другу.
Крестьянин крепко пожал протянутую руку:
– Друзья Витуса – мои друзья. Но к чему лишние слова! Нам надо поскорее испариться отсюда. Лучше будет для начала спрятаться в хлеву. А там поглядим.
Через минуту они были уже в хлеву, служившем также конюшней, где стояло восемь-девять лошадей.
– Там, сзади, есть еще одна маленькая дверь. А оттуда по лестнице можно забраться в окно первого этажа. Этой лестницей, наверное, никто никогда не пользовался: больно она узкая. Но для наших целей сгодится. Над этой комнатой, на втором этаже, будет ночевать аббат Гаудек.
– Отец Томас и отец Куллус тоже ночуют в этом доме? – спросил Витус.
– Да, в одной комнате с аббатом. Преподобный отец решил сэкономить деньги: на пару ночей-де сойдет и так! Между прочим, он оплачивает еще одну комнату: мою и моих сыновей.
Говоря это, Орантес приблизился к той самой маленькой двери.
– Когда будем подниматься, лестница затрещит – тут уж ничего не попишешь. Поэтому я предлагаю: пока один из нас будет лезть в окно, остальные затянут какую-нибудь песенку. Пусть думают, будто пьяницы разгулялись.
– Распевать подобные песенки – мое любимое занятие, – весело поддержал его Магистр. – Это у меня еще со студенческих времен.
– Тогда запевай! – обрадовался Орантес.
Они старались петь громко и ладно, пока один из них лез по лестнице. Из-за окон послышались голоса недовольных гостей. Но ни выйти в коридор, ни выглянуть в окно никто из них не решился.
Люблю я пить виноПри лунном светеИ тело женщины,Когда она раздета...
Магистр пел громче всех, да еще прищелкивал языком.
Но вот наконец все они влезли в окно и оказались в темном коридоре. Орантес, влезший в окно последним, уверенно подошел к одной из дверей и постучал.
Тут же послышался голос аббата Гаудека:
– Войдите!
Все трое неслышно юркнули в открытую дверь. Гаудек и отец Томас, коротавшие время перед сном при тусклом свете коптящей лампы, не сразу узнали тех, кто своим появлением помешал им отойти ко сну. А когда узнали, тут же, не сговариваясь, вскочили на ноги.
– Витус! – воскликнул аббат Гаудек. – Слава Всевышнему!
Только тут он заметил, что они с отцом Томасом в одном исподнем. Оба быстро набросили на себя рясы.
– Все что угодно я мог себе представить – только не это!
Довольно странная по составу группа продвигалась около полудня 5 августа по густому лесу, что юго-западнее Досвальдеса. Впереди шел крепко сбитый крестьянин, за ним – пятеро всадников на лошадях и мул в поводу, а замыкали группу два подростка, похожих друг на друга, как две капли воды.
– Далеко еще до той сторожки, о которой вы упоминали сегодня утром? – спросил аббат Гаудек. Он восседал на высоком иноходце, в то время как Томас и Куллус – на гнедых жеребцах. Оставшимся двоим достались битюги: их выпрягли из телеги, распределив груз на всех лошадей поровну.
– Какая-нибудь миля, досточтимый отец, – ответил Орантес. – А вообще могу вас успокоить: здесь мы вряд ли кого-нибудь встретим, здесь нет жилья.
– Хорошо бы нам хоть на ночлег остановиться в этой сторожке, – заметил аббат Гаудек некоторое время спустя. – Она, судя по вашим словам, стоит на отшибе, крыша прочная, в домике сухо, можно затопить камин. Как раз то, что надо.
– Вам гораздо удобнее было бы переночевать в моем доме.
– Нет, мой дорогой Орантес. Сколько бы вы ни предлагали, об этом не может быть и речи. Мы не хотим подвергать опасности вас и вашу семью.
– Как вам будет угодно, досточтимый отец.
В некоторых случаях Гаудек был непоколебим, и уговаривать его было бессмысленно. Орантес понял это.
– Может быть, стоит проверить, не преследует ли нас кто?
– Это можно.
Сзади донесся голос отца Томаса:
– Я все время приглядываюсь. По-моему, погони нет. Да и откуда ей взяться? Мы монахи, идем своей дорогой, никого не задеваем. Кому может быть известно, что с нами двое бежавших из тюрьмы?
– Тем более, что, когда мы покидали гостиницу, на них никто не обратил внимания, – хихикнул Куллус. – А даже если кто и заметил, что у них общего с теми, кого ищут? – Он с удовлетворением переводил взгляд с одного на другого и даже заулыбался. Благодаря мазям отца Томаса лица обоих уже не выглядели такими распухшими. У Витуса была накладная черная борода, а череп обрит наголо. Вид такой, что он и сам себя не узнал бы.
А Магистр походил скорее на юношу, чем на зрелого мужчину – в светлом парике, локоны которого спадали ему на лоб и плечи, и при пышных усах. Синий камзол Антонио и простые льняные штаны Лупо дополняли его экипировку. По виду он мог бы сойти за приятеля братьев-близнецов.
– Vestis virum reddit, – улыбнулся Куллус. – Принимают по одежке, как выражались древние римляне.
– Орантес, ты не хотел бы немного посидеть в седле? – спросил Витус.
– Нет-нет, – добродушно махнул рукой крестьянин. – От ходьбы я ничуть не устаю. Да и вообще мы скоро будем на месте.
– Я тебя давно хочу вот о чем спросить, – начал Витус. – Как к тебе попала Изабелла? Ведь она принадлежала...
– Да, отцу, – грустно кивнул Орантес. – Как-то утром несколько недель назад я увидел ее на нашем дворе. Она сама прибежала из Пунта-де-ла-Крус. Я сразу понял: что-то стряслось. К сожалению, я не ошибся. Накануне вечером отец умер.
– Как жаль!.. Мы с ним были едва знакомы, но он отнесся ко мне так по-дружески. Это что, из-за его кровохарканья?
– Из-за него самого, – вместо Орантеса ответил отец Томас. – Поздним вечером за мной прибежал мальчик из деревни, и я поспешил к постели больного. Эмилио был уже очень слаб и лежал в луже крови, которую выхаркал. Я дал ему седативное средство. Проглотив лекарство, он несколько успокоился. А потом, через час с небольшим, попросил причастить его, что я и сделал. Он отошел с улыбкой на устах.
