Жюль Верн - Безымянное семейство (с иллюстрациями)
Винсент Годж явился на встречу точно в назначенное время. Когда он вошел, на часах было ровно восемь.
Бриджета ушла из дому побродить, как обычно, по острову.
Винсент Годж пожал руку де Водрелю и повернулся к Кларе, которая протянула ему свою.
— Мне нужно поговорить с вами об очень важном деле, дорогой Годж, — сказал де Водрель.
— Тогда я оставлю вас, отец, — сказала Клара, направляясь к двери.
— Нет, останься, дитя мое. То, о чем я собираюсь говорить, касается вас обоих.
Он сделал знак Винсенту Годжу сесть напротив своего кресла. Клара опустилась на стул рядом с отцом.
— Друг мой, — начал де Водрель, — жить мне осталось уже недолго. Я это чувствую, я слабею с каждым днем. А потому выслушайте меня так, словно вы находитесь у постели умирающего и слышите его последнее слово.
— Дорогой де Водрель, — горячо возразил Винсент Годж, — вы преувеличиваете...
— И очень огорчаете нас, отец! — добавила Клара.
— Вы огорчите меня еще больше, — сказал де Водрель, — если откажетесь меня понять.
Он долгим взглядом поглядел на них обоих. Затем, обращаясь к Винсенту Годжу, продолжил:
— Друг мой, до сих пор мы всегда говорили с вами только о деле, которому мы, вы и я, посвятили всю жизнь. С моей стороны это вполне естественно, поскольку я — француз и сражался за победу французской Канады. Вы не связаны с нашей страной кровными узами, однако вы, не колеблясь, встали в первых рядах повстанцев...
— Разве американцы и канадцы не братья? — ответил Годж. — И кто знает, может, в один прекрасный день Канада войдет в состав американской конфедерации!..[198]
— Хоть бы настал такой день! — вздохнул де Водрель.
— Да, отец, он настанет! — воскликнула Клара, — он настанет, и вы доживете до него...
— Нет, дитя мое, я не доживу.
— Неужели вы считаете наше дело навсегда погибшим оттого только, что оно побеждено на этот раз? — спросил Винсент Годж.
— Дело, которое зиждется на справедливости и праве, в конце концов, восторжествует, — ответил де Водрель. — Времени, которого не хватит мне, хватит вам, чтобы увидеть это торжество. Да, Годж, вы его увидите и сможете отомстить за вашего отца... вашего отца, погибшего на эшафоте из-за предательства Моргаза!
При этом неожиданно произнесенном имени Клара вздрогнула, будто ей нанесли удар прямо в сердце. Чтобы скрыть краску, залившую ее лицо, она встала и подошла к окну.
— Что с вами, Клара? — спросил Винсент Годж, кинувшись к девушке.
— Тебе нехорошо? — встревожился де Водрель, сделав усилие, чтобы подняться с кресла.
— Нет, отец, пустяки!.. Немного воздуха, и мне станет лучше!
Винсент Годж распахнул одну из створок окна и снова сел напротив де Водреля.
Тот подождал несколько секунд. Затем, когда Клара вернулась на место, он взял ее за руку и обратился к Винсенту Годжу с такими словами:
— Друг мой, хотя революционная борьба заполняла все ваше существование, она все же оставила немного места в вашем сердце и для иного чувства! Да, Годж, я знаю, что вы любите мою дочь, и знаю также, какое уважение она питает к вам. Я смогу умереть спокойно, если вы будете иметь право и обязанность оберегать ее, ведь она останется совсем одна на свете, когда меня не станет! Если она согласна, назовете ли вы ее своей женой?
Клара выдернула у отца свою руку и, устремив взгляд на Годжа, с трепетом ждала его ответа.
— Дорогой де Водрель, — произнес Годж, — вы предлагаете мне величайшее счастье, о котором я только мог мечтать, — счастье быть связанным с вами узами родства. Да, Клара, я люблю вас, люблю давно и всем сердцем. Я не хотел говорить с вами о своей любви, пока не восторжествует наше дело. Но последние события сильно усложнили положение повстанцев. Возможно, пройдет несколько лет, прежде чем они смогут возобновить борьбу. Так не хотите ли вы пожить какое-то время в Америке, уже почти ставшей вам отечеством? Дадите ли вы мне право заменить вам отца, а вашему батюшке — радость назвать меня своим сыном?.. Скажите, Клара, вы хотите этого?
Девушка молчала.
Винсент Годж опустил голову, не решаясь повторить свой вопрос.
— Что ж, дитя мое, — заговорил де Водрель, — ты выслушала меня. Ты слышала, что сказал Годж. От тебя теперь зависит, буду ли я ему отцом и буду ли я, после всех горестей моей жизни, иметь высшее утешение — видеть тебя соединенной нерушимыми узами с патриотом, достойным тебя и любящим тебя!
И тут Клара взволнованным голосом произнесла ответ, не оставлявший никакой надежды.
— Отец, — сказала она, — я питаю к вам глубочайшее почтение. Вас же, Годж, я не только глубоко уважаю, но и люблю, как брата. Но я не могу стать вашей женой!
— Ты не можешь, Клара? — прошептал де Водрель, схватив дочь за руку.
— Нет, отец.
— Но почему?
— Потому что моя жизнь принадлежит другому.
— Другому?.. — воскликнул Винсент Годж, не сдержав порыва ревности.
— Не ревнуйте, Годж, — ответила девушка. — Это ни к чему, друг мой. Того, кого я люблю и, кому никогда ничего не говорила о своем чувстве, того, кто любил меня и никогда не говорил мне об этом, уже нет. Быть может, даже будь он жив, я бы не стала его женой. Но он умер, умер за свое отечество, и я останусь верна его памяти...
— Так это Жан?.. — воскликнул де Водрель.
— Да, отец, это Жан... Договорить Клара не успела.
«Моргаз!.. Моргаз!»— послышались вдруг на улице отдаленные крики. Гул толпы приближался с северной стороны острова — как раз с того берега Ниагары, на котором стоял дом де Водреля.
При этом громко выкрикнутом имени, как бы дополнившем имя Жана, Клара смертельно побледнела.
— Что это за шум? — спросил де Водрель.
— И почему кричат это имя? — удивился Винсент Годж.
Он встал, подошел к открытому окну и выглянул наружу.
Берег был освещен яркими пятнами света. Около сотни людей — некоторые из них несли факелы из березовой или буковой коры — двигались вдоль побережья.
Там были мужчины, женщины, дети. И все они, выкрикивая позорное имя Моргаза, сгрудились вокруг какой-то старухи, которая не могла спастись от их нападок бегством, так как с трудом передвигала ноги.
Это была Бриджета.
Тут к окну кинулась Клара. Увидев жертву разъяренной толпы, девушка сразу все поняла.
— Бриджета! — вскричала она.
Клара подбежала к двери, рывком открыла ее и бросилась на улицу, не успев ничего сказать отцу, последовавшему за нею вместе с Годжем.
Толпа была уже не более чем в пятидесяти шагах от дома. Выкрики стали громче. В лицо Бриджеты полетели комья грязи. К ней тянулись угрожающие руки, кое-кто подбирал с земли камни.
