Жан д'Айон - Заговор Важных
И, широко улыбаясь, монах заключил:
— Вот почему мы вам поможем. Ибо, помогая вам, мы помогаем его высокопреосвященству Мазарини.
И снова воцарилась тишина. Затем, подняв вверх указательный палец, Нисрон задумчиво произнес:
— Но есть и еще кое-что…
— Что же?
— Вам знакомо имя Арно д'Андийи?
— Разумеется, я только что прочел его книгу. Замечательное сочинение!
— Замечательное?
Брови монаха недоуменно поползли вверх; однако недоумение быстро сменилось отвращением.
— Мерзкий пасквиль! Если его идеи распространятся, мы пропали. В своем трактате «О регулярном причастии» Арно предлагает вернуться к моральным строгостям ранних христиан. На первый взгляд такие же призывы мы слышим и от ораторианцев, жаждущих возродить идеалы раннего христианства, но это всего лишь пример очередной анаморфозы. Д'Андийи убеждает признать всемогущество Бога и отрицает свободу воли. Но если Господь дарует свою милость только тем, кого он избрал, религия становится личным делом верующего и Господа. Не нужно больше ни Церкви, ни догмы, ни обрядов, ни традиций… а также ни Рима и ни Папы! Мы не можем с этим согласиться. И чтобы помешать распространению его учения, нам требуется помощь королевы и Мазарини, а если вы являетесь козырем в этой игре, значит, мы должны помочь вам.
Луи не ответил: все, что говорил сейчас монах, превосходило его разумение. Он чувствовал себя щепкой в бушующем океане, пешкой в чужой шахматной игре.
— Почему они гонятся за вами? — прикрыв глаза, спросил Нисрон.
Так, значит, монахи ничего не знают, подумал Луи, не намереваясь отвечать. Однако под испытующим взглядом священника он сдался и медленно и четко проговорил:
— Потому что я один знаю, как остановить Важных.
Ответ, хотя и загадочный, вполне удовлетворил Нисрона.
— Я вам верю. Что вы намерены теперь делать?
Луи колебался. Рассказать означало раскрыть все свои карты; но с другой стороны, рассчитывать на еще чью-либо помощь он не мог. Ему совершенно необходимо кому-нибудь довериться. Так почему бы и не Нисрону? И Фронсак сдался.
— Они попытаются убить кардинала Мазарини, и я должен предупредить его, потому что знаю, как они собираются это сделать.
Нисрон молча покачал головой, а потом медленно, обдумывая каждое слово, глухо произнес:
— Неужели вы считаете, что Мазарини не знает, что его жизнь в опасности? Разве вы не слышали, что в последние дни он находит письма с угрозами даже в собственной постели? Вы напрасно потеряете время, а может быть, и жизнь, пытаясь предупредить его. Ему нужно знать, когда и где они хотят убить его. Вы это знаете?
— Нет, разумеется, — ответил Луи, внезапно почувствовавший себя на редкость отвратительно.
— А именно это вам и следовало бы узнать! — торжествующе воскликнул монах.
— Но Фонтрай, Бофор… Они найдут меня.
Нисрон равнодушно пожал плечами:
— Где еще вы будете в большей безопасности, как не в самой банде этих разбойников и убийц?
При этих словах Луи содрогнулся: словно завороженный, он слушал монаха и не верил своим ушам. Нисрон безумен? Бредит?
— Вы хотите, чтобы я отправился к ним? И полагаете, они мне все расскажут? Вы сошли с ума…
— Нисколько, — бодро ответил монах. В глазах его прыгали веселые искорки. — Я могу изменить ваш облик, превратить в проходимца, каких много в Париже, и верные друзья проводят вас. Объясняю: вы внедритесь в банду, и вас примут. Вы умны и ловки, поэтому сразу поймете, где и когда они намерены убрать министра. А дальше вам останется только предупредить нас!
Скрестив руки на груди, Нисрон удовлетворенно улыбался. При виде его довольной физиономии Луи весь напрягся, и лицо его покраснело.
— Послушайте, отец мой, — раздраженно проговорил он, — с меня довольно… я не солдат, не шпион и не полицейский и хочу жить спокойно. Почему я опять обязан лезть в пасть к хищнику?
Монах развел руки, давая этим понять, что сие от него не зависит.
— Даже не знаю, есть ли у вас выбор…
И оба умолкли.
Луи размышлял. В принципе, предложение Нисрона соблазнительно и в чем-то даже заманчиво. Проникнуть в стан врага, все разузнать, а потом одержать победу… Какая слава! И он почувствовал, что хотя разум и убеждает его в обратном, он примет предложение Нисрона.
— Я согласен, если вы позаботитесь обо всем остальном. С чего мы начнем?
Желая скрыть мелькнувшую в его глазах радость, Нисрон опустил голову. Он выиграл! Настоятель будет им доволен!
— Сейчас я отведу вас к брату, изготовляющему лица для автоматов, и он изменит вас до неузнаваемости. Затем вам приготовят одежду. За ночь вы отдохнете, а завтра отправитесь по адресу, который я вам дам. Мой человек сумеет отправить вас в кабак под названием «Два ангела» — штаб-квартиру Бофора. Так и договорились. Луи отвели в мастерскую, заполненную неподвижными, словно заклятыми злым чародеем, человеческими телами — автоматами Нисрона. Луи усадили за стол, уставленный горшочками с клеем, мазями и притираниями, и монах, лысый и бородатый, долго и внимательно на него смотрел, время от времени ощупывая то один, то другой участок его лица.
— Он должен стать неузнаваемым, более того, выглядеть как подлинный головорез, — серьезно объяснял Нисрон.
Процедура продолжалась два часа. Луи подстригли еще короче, а потом с помощью клея нацепили на голову парик с волосами отвратительного тускло-желтого цвета. Форму ноздрей, а заодно и голос изменили с помощью двух маленьких полых штучек, неприятных при прикосновении. На лицо нанесли краску, которая, как ему обещали, не смывается целую неделю. Зубы сначала выжелтили, а затем зачернили. Покрасили и частично выщипали брови и, волосок за волоском, наклеили усы, какие обычно носят забияки и разбойники. Взглянув в зеркало, Луи увидел незнакомца, чей грозный вид внушал ему страх.
— Отлично, — с довольным видом подвел итог Нисрон. — Сейчас отведу вас в келью. Там вы найдете еду, одежду и кровать для отдыха.
После полудня и до самого вечера Луи был предоставлен самому себе. Вечером пришел Нисрон с инструкциями.
— Сейчас я объясню вам, куда и к кому вы идете. Лет двадцать назад у меня в монастыре был товарищ. Увы, он соблазнил девушку, проживавшую в соседнем квартале, и его изгнали из ордена. Когда девушка умерла, произведя на свет младенца, я поддержал его и утешал, а в утешении он нуждался часто…
Он больше не священник, но по-прежнему играет эту роль… там, где сейчас находится.
И он прервался на середине фразы. Возможно, он пожалел, что слова «играть роль» сорвались у него с языка. Такое признание явно не входило в его планы… Овладев собой, он проложил:
