Гвидо Дикман - Лютер
И тут с тихим скрипом в стене открылась маленькая калитка. Кучка одетых в темное фигур беззвучно проскользнула прямо к повозке, отбрасывая в лунном свете огромные тени. Казалось, будто они парят над землей.
— Ну наконец-то, давно пора, — проворчал кучер и соскочил с козел.
Облегченно вздохнув, он помог женщинам забраться в повозку.
— Живо в бочки! — тихо распорядился он. — Нельзя возбуждать ни малейшего подозрения. Как только моя повозка перевалит вон через те холмы, вы будете считаться беглыми. Вас могут судить!
— Это нам известно, — ответила одна из монахинь. — Позаботьтесь о том, чтобы они оказались в безопасном месте. Отвезите их в Торгау, к советнику Леонарду Коппе. А уже он обеспечит им надежное сопровождение до Виттенберга. Обо всем остальном позаботится Господь!
Женщина повернулась и отошла назад, к калитке. Она явно решила остаться в монастыре.
Катарина, которая уже залезла в повозку, помахала ей на прощанье.
— Может быть ты все-таки изменишь свое решение, тетушка? — спросила она женщину.
Монахиня отрицательно покачала головой:
— Нет, пока мои помощницы не переняли от меня все тонкости моего искусства, я не могу уйти. Ведь я врачевательница, единственная в монастыре, кто разбирается в целебных травах. Настанет время, и я спрошу совета у своей совести. И тогда мы, быть может, встретимся, дитя мое!
— Поторопитесь, сестры! — не выдержал кучер. — Мы должны исчезнуть раньше, чем монахини закончат свои молитвы!
Катарина примирительно улыбнулась ему. Она сняла с головы покрывало, бросила последний взгляд на сестру-врачевательницу и полезла наконец в пропахшую рыбой бочку.
Мартин все больше тревожился, узнавая о новых и новых волнениях. И опять его словами оправдывали дела, которые ему и во сне не снились. Ему казалось, что по всей империи текут реки крови. Он сочувствовал бедствиям крестьян, потому что знал: целые деревни умирают с голоду из-за того, что помещики забирают себе всё, до последнего мешка зерна. Но разве силой можно чего-то добиться? Восстание дубинок и топоров против мечей и пушек?
Но терпению крестьян, казалось, пришел конец — несмотря на все усилия Мартина и его соратников. Реформаторы неустанно проповедовали справедливость и вводили всяческие изменения. В Виттенберге отменены были праздники в честь святых и панихиды, вместо помпезных церковных церемоний Мартин и его сторонники требовали скромной службы с речью священника и молитвами на немецком языке. Новый Завет на немецком языке, который осенью наконец-то был напечатан, пользовался невероятной популярностью и начал свое победное шествие по всей империи. Теперь Мартин трудился над переводом Ветхого Завета, но уже с древнееврейского.
Крестьяне же в своей борьбе против угнетения господ чувствовали себя покинутыми, им казалось, что их бросили в беде. Они упорно добивались отмены крепостной зависимости, барщины, свободного права на охоту и рыбную ловлю. В своем послании Мартин обращался к предводителям восставших и просил их подождать. Мир, писал он им, недостаточно окреп, чтобы выдержать столько изменений сразу. Христианам не подобает направлять силу против власти. Зато на том свете их встретит царство справедливости. Мартин прекрасно понимал, что эти его слова угнетенные воспримут как издевательство. Но другого выбора у него не было. Если он хотел избежать худшего, то должен был их удержать.
Однажды утром, когда он уже собирался отправиться в церковь, к нему ворвался Спалатин.
— Пойдемте скорее со мной! — задыхаясь, прохрипел он. — Быстро!
Мартин испуганно взглянул на секретаря. Обычно Спалатину всегда удавалось скрывать свои чувства под холодной маской чиновника. Видимо, произошло что-то страшное.
— Что-то с его светлостью? Неужели его состояние ухудшилось?!
— Курфюрст Фридрих чувствует себя соответственно обстоятельствам, — сказал Спалатин, — но речь не об этом. Совсем рядом с городом произошло чудовищное сражение. Сотни, нет, тысячи крестьян собрались в одной деревне за лесом и построили там себе временное жилье…
Сердце у Мартина бешено заколотилось.
— Что вы сказали?!
— Многие из ваших виттенбергских прихожан примкнули к восставшим, хотя и вы, и курфюрст отговаривали их от этого. Пойдемте, вы сами всё увидите. Лошади уже у ворот!
Вместе со Спалатином Мартин отправился на юго-восток от города. Вскоре он заметил струйку дыма, которая поднималась над верхушками деревьев. Несмотря на моросящий дождь, который шел с раннего утра, в воздухе стоял тяжелый запах гари.
Мартин направил лошадь по узкой перемычке между двумя огромными лужами. Река, как часто бывало в это время года, вышла из берегов, затопив луга. В ужасе Мартин начал замечать, что вода в ямках от копыт все сильнее окрашивается кровью. И тут он увидел мертвые тела — бесчисленное множество мертвых тел, всюду, куда ни глянь. Распухшие тела плавали в воде. Ветви деревьев превратились в виселицы.
— Мы приехали слишком поздно, — глухим голосом проговорил Спалатин.
Внезапно они оказались на опушке леса. Перед ними были заросшие сорняками и заболоченные поля, которые никто уже не обрабатывал, а за ними виднелись какие-то хижины. Запах гари ослабел, здесь царил запах тлена. Из-под их ног из кустов с тревожными криками выскочили две куропатки.
На гумне все тоже было завалено трупами. Они увидели двух монахинь во вспоротых одеждах, монахов и даже нескольких дворян с зияющими ранами на голове. Мартин и Спалатин спешились и осторожно стали пробираться к маленькой деревенской церкви. Мартину эта церковь была знакома, всего несколько месяцев назад по приглашению местного священника он читал тут проповедь. Но о чем он говорил, теперь уже было не вспомнить. Створки церковных ворот криво висели на петлях. Ветер то открывал, то закрывал их.
Восстание — это не только убийство, это всепожирающий огонь, который охватывает всю страну и обращает все в пепел и тлен, печально думал Мартин. Он вздрогнул, увидев маленького мальчика, который сидел возле лестницы на куче пепла и смотрел на него огромными испуганными глазами.
— Лучше не ходите туда, господин! — вскричал он в страхе.
Мартин погладил его по голове.
— Почему же не ходить? Ведь это же храм Господень.
— Теперь уже нет!
Мальчик вскочил на ноги и что есть мочи помчался прочь. Мартин постоял в нерешительности, потом взбежал по лестнице, отворил створку дверей — и понял, что имел в виду ребенок.
Храм Господень был осквернен. На балках перекрытий, перед деревянной кафедрой и даже в разграбленном алтаре — всюду лежали убитые. Всё плавало в крови, даже стены были красны от крови.
