Патрик О’Брайан - Миссия в ионическом море
- Или "Ныне отпущаеши..." - вставил казначей. Но, хотя мистер Адамс и проявил себя крайне активно в разработке правил, и он, и остальные в последний момент как-то застеснялись, и флотские перлы в качестве ставок собрали только пол-гинеи, кучку английского серебра и три песо - вклад остальных участников, Моуэта, Роуэна и Драйвера - нового офицера морской пехоты, присоединившегося на Мальте (весьма обеспеченного, румяного и любезного молодого человека с неважным зрением, подшучивающим над собой). Его способности оставались пока еще неизвестны кают-компании.
Они бросили жребий. - А сейчас, господа, - начал Роуэн, - часть поэмы о "Кораджесе", капитан Уилкинсон, налетевшем ночью на риф Анхольт, ветер с зюйд-веста, двойные рифы на марселях и фоке, скорость восемь узлов.
- Переверните часы, - Пуллингс перевернул песочные часы, и ни капельки не изменив тон, темп или хотя бы интонацию, Роуэн начал декламировать, его веселое круглое лицо прямо-таки сияло.
Уныние наступило, и многих отчаяние вмиг охватило, Поскольку затопление уж где-то рядом было, Корабль крепко сел и мачты закачались,
И следом за форштевнем за борт намеревались. Скрежет ужасный от клотика до киля и резкий рывок, Команде дал мощнейший пинок, От давления и качки руль перекосился, Но вскоре ко дну пошел, поскольку отвалился.
Чтобы корабль через риф протащить, парус поставленный, Тягу дал сильную, но силы - неравные, Мгновенно был порван, и заново поднят со звуком шипящим, Командой доблестной, рвением горящей, Но отдан приказ горький приготовиться Бросать пушку за борт. Как тут не отчаяться!
Офицер, по счету третий, рискнул возопить, О благородный вождь, молю, не надо торопить! (- Мне посчастливилось нести ту вахту, сэр, - мимоходом пояснил он Джеку.)
Этот третий сказал, - попомните, сэр, С должным почтением, прошу, послушайте мой пример, И ваш собственный опыт подобных шагов Ведет к крушениям у крутых берегов. Ведь на песке лежащие пушки тверды как скала,
И днище корпуса пробьют "на ура", И вот задувает ветра порыв, Что сделает невозможным "все к шлюпкам" призыв.
"Всем стоять" - отважный капитан команду отдал, "Ветер в лоб", - и экипаж марсели вновь распускал, Паруса обстенили в ожидании ветра дуновения, Узри ж поразительный знак Провидения!
Несмотря на правила, послышался гул одобрения, что корабль снялся с рифа, потому что из стихов Роуэна, да и его личного присутствия среди них, следовало, что "Кораджес" снялся с рифа, но также отчетливее прозвучал скептицизм по поводу слов, сказанных третьим лейтенантом своему капитану, поскольку Уилкинсон слыл джентльменом вспыльчивым, и Роуэн это почувствовал. - Слова о "благородном вожде" - дань поэзии, ну, вы понимаете, - заметил он.
- Не думал я, что ты уложишься в срок, - удивился Пуллингс, - осталось не более трех песчинок. Следующий.
Моуэт глотнул портвейна и слегка побледнел. - Я прочту фрагмент кое-чего эпического в трех песнях, о людях, плывущих в этих водах, или, если точнее, несколько к осту, около мыса Спадо.
Их настигло ненастье, марсели свернуты, брам-реи спущены на палубу, нижние паруса зарифлены - вот какова ситуация. Но этому предшествует сравнение, польщу себе, сравнение, которое лучше даст описание места: Теперь на север от Африки берегов знойных, Где курс пересекла их стая дельфинов свободных, но, сомневаюсь, что мне это удалось, и может показаться немного странноватым без объяснения, но, так или иначе, начну отсюда. - Он кивком дал Пуллингсу знак перевернуть часы и, не отрывая взгляда от падающего песка, глухим стенающим голосом начал.
Подброшенный на волне, корабль принимает бури удар, Страшится мести и врага давнего чар, Как гордый конь в дорогостоящей сбруе во мраке, Ликуя, дыбится в кровавой драке, От земли оттолкнувшись, славой блистает, Он в хороводе битвы кружится и пылает, Так окутанный гордыней кричащей, На волне танцует корабль дрожащий.
Моуэт быстро окинул аудиторию взглядом, ища реакцию на своё сравнение, но не увидел ничего, кроме выражения глубокой, вселенской тупости, но это могла быть и маска сдержанности, оговоренная правилами. В любом случае, он поспешил перейти к части, где все ощутили бы себя в своей тарелке.
Все свирепей и свирепей южные демоны ревут, Все яростнее дыбящиеся волны растут. Корабль больше не может марсели сохранить, А надежды на ясное небо давно бегут во всю прыть. Фалы и булини снова провисли, Гитовы отданы, и паруса трепещут так быстро, Марсели на гитовы взяты, и реи брасопят прямо: Матросы наверх лезут упрямо.
По ветру встали и паруса свернули, Рей-талями рей затем подтянули. А по кораблю в это время боцман лихой мчит, Как хриплый дог сквозь шторм он рычит, Салаг он быстро поправляет, Умелых хвалит, а робких ободряет. Теперь спускать брам-рей принялись: А также к наветренным бакштагам отправились, Другие на салингах топрепы закрепляют.
Ловкие моряки из верхних реях бейфуты, стрелы, и брасы убирают, Затем заводят наверх и к шкивам привязывают, Занятые парусами вниз по бакштагам соскальзывают. Вот паруса свернуты, и такелаж убран, Теперь экипаж может отдохнуть от трудов бранных.
- Но потом становится хуже, - сказал Моуэт, - солнце заходит, - я закат пропускаю, какой позор - я пропускаю луну и звезды - Но корабль больше не может паруса нижние нести, Зарифить их - капитана обязанности: Моряков на палубу зовут - бесстрашных отряд!
Держать, а затем вязать гитовы ждут его команд. Но он, стремясь бурю разоружить быстрее, Никогда не возьмет первыми гитовы на подветренном рее.
Матросам к наветренной стороне и приказа ждать, Они наготове стоят, чтобы галс отдать, У паруса и наветренного браса напряженно взывают, На подветренные гитовы и бык-гордень налегают.
И вот все готово - распускай - он кричит... - Время, - проговорил Пуллингс. - Ох, Том, - огорчился Моуэт, падая в кресло, вдохновение покинуло его.
- Мне жаль, приятель, - ответил Пуллингс, - но правила есть правила, да и у морской пехоты должен быть шанс.
Мистер Драйвер, всегда румяный, под стать цвету своего мундира, но непонятно, была ли в том вина портвейна, смущения или духоты - неизвестно. Он дал собравшимся понять, что его стихотворение - не фрагмент, о нет, не кусок чего-либо большего, если они правильно его поняли, но нечто завершенное, так сказать.
Внимательным слушателям, стало понятно, что произведение о парне, подумывающем о женитьбе, советах этому парню от опытного друга, тертого калача, кое-что повидавшего в свое время, но мистер Драйвер так часто смеялся и говорил настолько тихо и невнятно, опустив голову, что они почти ничего не поняли, пока тот не произнес:
