Павел Комарницкий - Мария, княгиня Ростовская
Монгол, продававший девушку, вдруг распахнул на ней полушубок, демонстрируя покупателю товар лицом. Толстяк, протянув руку, взял пленницу за грудь, но дальнейшего Елю Цай уже не видел, пройдя мимо. Взять, что ли, и ему девку? Деньги есть… Нет, пожалуй. Не время, в походе это лишняя обуза. И потом, не для того Елю Цай зарабатывает золотые монеты, чтобы разбрасывать их на баловство. Делом надо заниматься.
Однако, кого же поставить начальником над отрядом, предоставляемым в распоряжение Бурундая? Дело тонкое. Человек этот не должен затмить самого Елю Цая в искусстве осады, чтобы у Повелителя Вселенной не возникло мысли, будто Елю Цая легко можно заменить. И в то же время должен быть достаточно сведущ, чтобы суметь развалить стены, иначе отвечать придётся опять-таки Елю Цаю. Да, задача…
— … Ты отправишься с Бурундаем, коназ Глеб.
Сыбудай сидел на шёлковых подушках, неторопливо перебирая нефритовые чётки. Бывший князь Глеб пригляделся — чётки изображали людей, зверей и демонов, забавно искажённых фантазией мастера.
— Хорошо, о почтеннейший Сыбудай. Но Повелитель Вселенной…
— Повелитель отпускает тебя. Или ты думаешь, что без тебя некому будет сделать перевод с урусского языка? Толмачей у нас достаточно, коназ Глеб. Но если ты хочешь и вправду стать коназом, а не оставаться всю жизнь толмачом, ты должен будешь сделать то, о чём мы говорили. Найди логово коназа Горги.
— Да, о почтеннейший! — склонил голову в поклоне Глеб.
— Всё, можешь идти.
На выходе из шатра, принимая у охранников меч и кинжал, Глеб еле сдержал ругательство. На поиски посланы уже четверо соглядатаев, считая того рязанского боярина Путяту. А толку пока никакого. Где же собирает свои рати князь Георгий?
* * *— Ну что, Елю Цай, сколько горшков тебе надо на этот город?
Джебе разглядывал раскинувшийся перед ним Переяславль-Залесский из-под ладони. Снег слепил глаза, искрился под солнцем, уже набиравшем яркую весеннюю силу.
— Горшков? Горшков пока достаточно, о прославленный. И волосы урусок всё ещё не утратили свою упругость, — улыбнулся Елю Цай, сдерживая нетерпеливо переступающего ногами великолепного вороного жеребца, подарок самого Бату-хана.
— Тогда поставим вопрос иначе. Сколько времени нужно тебе, чтобы развалить эти стены?
— Три дня, не считая сегодняшнего, — снова улыбнулся китаец.
— Да будет так! Даю тебе пятьсот воинов и рабов, сколько запросишь, чтобы ты более не надоедал мне со своими камнями.
— Хорошо, о славный нойон!
Он прав, этот хитрый китаец, подумал Джебе. Великий, и никак иначе. Теперь уже скоро, очень скоро.
— Скажи, Елю Цай… Тот премудрый китаец, что отирается возле великого Угедэя, и стараниями которого наш почтенный Сыбудай очутился в здешних местах, не твой родственник?
— Увы, великий хан, — сокрушённо вздохнул Елю Цай. — Не только не родственник, но даже не однофамилец. Иначе я не оказался бы в этих местах.
И они разом засмеялись.
— … Нет, княже. Так не пойдёт. Для чего тогда силу тут копим? Всякая сила либо используется, либо утрачивается.
За столом сидели пятеро — сам великий князь Георгий Всеволодович, племянник его, князь Василько Константинович, Дмитрий Константинович, князь Угличский, князь Святослав Всеволодович из Галича-Мерьского и князь Всеволод Константинович Ярославский. Голубой рассвет нехотя занимался за окном, но в княжьей горнице пламя свечей ещё спорило с дневным светом. Однако даже в свете свечей было заметно, как бледен князь Всеволод от гнева.
— Да пойми ты, Всеволод, нельзя! Не в той мы силе, чтобы нападать немедля…
Князь Георгий попытался придать своему голосу как можно большую убедительность. Вот ведь, приходится уговаривать, улещивать… А полководец должен быть уверен, что приказы его будут исполняться без рассуждений.
Князь Всеволод наклонился, опершись руками о стол.
— Чего ты боишься, Георгий Всеволодович? Полчища Батыевы рассыпаны по твоим землям. Под Переславлем стоит их не больше сорока тыщ. Прижмём к городу, разгромим в пух и прах!
— А остальные?! — рявкнул Георгий. — Мы их прижмём, а Батыга нас! И даже ежели за стенами переяславскими укроемся, так что?!
— А то, что устоит тогда Переславль, до весны устоит в осаде! — тоже возвысил голос Всеволод. — А там и подмога придёт, глядишь! Не зря же брат твой в Литву да Полоцк подался!
— Вот, опять… Ладно, положим, устоит. А остальные города, а веси бессчётные? Да и вопрос ещё, устоит ли Переславль тот! Сколько хлеба в закромах у господ переяславцев? Молчишь? То-то! Погинем от голода бесславно!
Князь Всеволод резко встал.
— Ну вот что, княже. Или мы сейчас ударим на поганых, немедля, или я тебе не соратник. Владимир проспал, Суздаль проспал, и ране того Рязани не помог. В лесу отсидеться думаешь, как медведь под выворотнем?
— Да ты… ты… — задохнулся князь Георгий.
— Да я, я! Моё слово последнее. Либо мы завтра выходим в поход, дабы сотворить с погаными под стенами Переславля то, что под Владимиром не успели, либо я увожу своих людей. Думай, однако. Покуда Ярославль в осаду не взяли, надобно в город пройти и оборону занять там.
— О как! — прищурился Георгий. — Сколько войска-то у тебя, говоришь? Полагаешь устоять против орды такой?
— Устоять не надеюсь. — твёрдо ответил Всеволод. — Однако князь я над Ярославлем, и потому должен служить защитой народу моему, а не в лесах прятаться. А там как Бог решит.
Всеволод Константинович повернулся и вышел, гулко хлопнув дверью.
— Вы так же думаете? — помолчав, обратился к оставшимся князь Георгий.
— А ты не злись, княже, — заговорил доселе молчавший князь Святослав — Прав он. Победа сама сюда не придёт.
Князь Георгий покатал желваки.
— Ты, Василько Константинович, что скажешь?
Василько смотрел в окно.
— Не знаю, Георгий Всеволодович. Выйти сейчас под Переяславль и верно на погибель. Побьём часть рати батыевой, а потом самих обложат, как медведя в берлоге. Но, с другой стороны — тут мы не в берлоге ли сидим?
Князь Дмитрий тоже поднялся.
— Пойду я, Георгий Всеволодович, дел полно. Решайте с Всеволодом Константиновочем. В поход так в поход. Но только вот что скажу тебе, княже — ежели разорят все города поганые… Сидеть тогда здесь смысла не будет.
Князь Дмитрий вышел, в отличие от Всеволода Ярославского аккуратно прикрыв за собой дверь.
— Я тоже пойду, пожалуй. — встал и князь Святослав. — Дела…
— Ты тоже покинешь меня, как туго придётся, Василько? — неожиданно спросил князь Георгий, когда дверь за князем Святославом закрылась, и в голосе его помимо воли прорезались нотки обречённости.
