Небо в кармане! - Владимир Владиславович Малыгин
И всё это дело я своим тельцем переломал. И сам поломался. Опять же ободрался сильно, кровищи из меня натекло, как из кабана. Или, что вернее, кабанёнка, по причине юных лет и субтильного телосложения. Опасались заражения, но, обошлось.
Ага! Как же! Никак не обошлось, помер парнишка, душа его невинная на встречу с Создателем улетела. Наверное, как раз в этот момент я мимо и пролетал. Да не я сам, я сам тоже там отлетался! А вот душа моя куда-то неслась целенаправленно. Как бы не на это самое освободившееся место волей Создателя! Летела-летела и прилетела. Попала. Именно что попала, потому как отныне я самый что ни на есть натуральный попаданец!
Время, правда, совсем немного не совпадает. Подумаешь, что у нас там двадцать первый век, а здесь… Да какая мне по большому счёту разница, какой? И совпадает оно или нет? Раз попал, значит так Богу нужно! Кто я такой, чтобы сомневаться в его решении? Нужно эту данность принять, как она есть, и жить теперь уже новой жизнью!
Заражения удалось миновать, переломы, уверял доктор, по молодости лет быстро срастутся! Скоро всё произошедшее забудется, как страшный сон, и дальше я горя знать не буду!
Вот сказочник! Фантаст, не иначе. Да любая травма в более старшем возрасте всегда о себе даст знать. Ноет, ломает её на непогоду, а то и просто так болеть начинает. Это же известная истина, мне о ней всё бабушка с дедушкой рассказывали, когда я с улицы побитым приходил.
Что ещё? Очень за мою спину доктор опасается! А сам при этом ворочал слабенькое тельце с боку на бок без зазрения совести! Отвязал при этом, правда, освободил от пут. И за переломы как-то незаметно было, чтобы переживал. Вон как руки-ноги крутил! Да и на то, что мне больно, внимания почти что и не обращал, лишь приговаривал:
— Раз болит, значит живой, а раз живой, значит, на поправку идёшь! Есть, пить не хочешь?
— Хочу, — проскрипел иссохшимся горлом. Дед водичку давал, так это когда было!
— А вот мы сей же час и попросим Степана Фролыча распорядиться тебя напоить и накормить. И сами к тебе присоединимся, составим компанию, не так ли? Одному, небось, скучно будет? — доктор обернулся и с многозначительным видом посмотрел на старика. — Когда доктор сыт, тогда и пациенту легче!
Опять! Фраза в очередной раз та самая, узнаваемая, из той же замечательной комедии! Может или нет такое совпадение быть? Или у любого врача в любом времени один и тот же набор стандартных фраз? Может быть, может быть.
— Извольте к его сиятельству обращаться на «ВЫ»! — выпрямился старик и строго посмотрел на доктора.
Ох, как смешался и испугался врач. Как просел в позвоночнике, согнулся подобострастно, сверкнув заблестевшей в лучах заглянувшего в комнату солнца, моментально вспотевшей от испуга лысиной, с каким заискивающим видом посмотрел на старика, как буквально залебезил перед ним:
— Да я что, я ничего, увлёкся осмотром, бывает. Как доктор к пациенту…
— Пациенты разные бывают, — сказал, как отрезал, старик. — Настоятельно рекомендую об этом впредь не забывать! Иначе…
И повернул голову, посмотрел куда-то на боковую стену. Куда я никак не дотягивался взглядом, голову с руками мне уже заново успели зафиксировать, несмотря на мои категоричные возражения. И слушать не стали, черти окаянные! А что на той стене находится, я как-то просмотрел, когда меня ворочали с боку на бок. Не до разглядываний мне было, очень уж больно они мне делали. Надо было поныть, да я решил потерпеть. Зря, как сейчас понимаю.
— Вернётся князь, всё ему доложу! — ух, как грозно прозвучало!
Зато понятно стало, что на стене портрет папеньки висит. Глянуть бы, что там за папенька, да пока никак. Может быть, узнаваемое лицо? Всё-таки историю родной страны более или менее знаю, вдруг да опознаю родителя этого тельца? А ведь хорошо, если это и впрямь окажется какое-нибудь значительное лицо? Или нет? Подумал да и решил, не будет в этом ничего хорошего! Слишком много постороннего внимания приковано к таким людям. И к членам их семей тоже. Это же мне даже в туалет спокойно в общественном месте нельзя будет сходить!
Представил себе, как стою у какого-нибудь писсуара, а из туалетной кабинки у меня за спиной папарацци высунулся и втихаря фотоаппаратиком со вспышкой щёлкает! Пах! И вспышка! Облако вонючего едкого дыма, щелчок затвора! Извращенцы! Не-ет, не нужно мне никакой известной фамилии! Богатой, да!
Спохватился — ишь, размечтался! Обо всём забыл! И что это вдруг о туалете подумал? Неужели приспичило?
Прислушался к себе. А ведь и впрямь, есть такое дело. Но пока терпимо.
— Оставь доктора, — слабым голосишком обратился к старику.
Самого его не видел, он уже заступил куда-то мне за изголовье огромной кровати. Поэтому проговорил в пустоту, надеясь, что меня расслышат. И ещё добавил:
— У него работа такая.
— У всех работа такая, — наклонился ко мне старик, заботливо подпихивая подушку под голову. Тем самым причиняя мне зверскую боль. Такую, что чёрные пятна в глазах заплясали. Прострелило от макушки до пяток! Зашипел, выругался непроизвольно по матушке, поминая старика нехорошими словами.
— Да что ж это такое делается! — всплеснул тот руками. Теперь-то я его хорошо видел, когда он ко мне наклонился. — Хорошо, что маменька этого не слышит. А всё француз этот, гувернёр ваш! «Во Франции это сейчас самая модная игра!» Я батюшке вашему сразу сказал, такой хлыщ доброму ничему научить не может. Вот ей-ей, прикажу ему денежное содержание придержать до приезда ваших родителей! Пусть потом сами с ним разбираются!
А я что? Я промолчал. Не нужен мне сейчас никакой француз! Мне бы с русским нынешним разобраться. Тут же и сама речь и написание совсем другое. И как с этим быть? Что делать? Снова на амнезию ссылаться?
И ещё одно я узнал. У старика здесь очень большая власть, если он может позволить приказать не выплачивать жалованье нанятым людям. Управляющий? Вряд ли, очень уж он обо мне заботится. Я же вижу, с какой любовью он к мальчишке относится. Ну а то, что в какой-то момент больно сделал, так бывает по незнанию. Доктор, вон, его даже остановить не попытался. Тоже не знал, что мне шеей больно
