Фредерик Марриет - Сто лет назад
Так как я достаточно покаперствовал за это время, то, конечно, согласился на его предложение. Спустя два месяца по выходе моем из госпиталя, проведенных мною весело и приятно, я, совершенно оправившись от своих ран, отплыл на судне Вест-Индской компании «Самми и Китти» в Ливерпуль. Командиром здесь был капитан Кларк, человек грубый, но энергичный.
С первого же дня нас преследовала непогода: целую неделю громадные валы ходили по морю, и лишь на седьмые сутки ветер спал; но волнение на море было все еще очень сильное. Под утро я из любезности предложил заменить на время измучившегося рулевого, и вдруг слышу, что кто-то зовет меня по имени, но как будто издалека, точно из глубины моря. Удивленный, недоумевая, что это может быть, я кинулся на корму, перегнулся через перила и увидел под кормой барахтающегося в волнах маленького юнгу Ричарда Паллана. Мальчик сорвался с якорной цепи и, зная, что я у руля, стал звать меня на помощь.
— Человек за бортом! — крикнул я тотчас же.
Капитан поспешил вызвать людей наверх и приказал лечь в дрейф, но это было нелегко в такую погоду. Однако после долгих усилий нам это удалось; но мальчика сильно относило течением, и капитан Кларк, обычно очень смелый и решительный, на этот раз, видя опасность, грозившую мальчику, совершенно растерялся и не знал, что предпринять. Дело в том что родители Ричарда Паллана, зажиточные коммерсанты из Ипсвитча, его хорошие знакомые и друзья, поручили своего мальчика его особому попечению, а теперь ему казалось, что мальчик должен неизбежно погибнуть, и растерявшийся капитан метался по палубе в страшном отчаянии. Волнение было слишком сильно для того, чтобы спустить шлюпку и рисковать жизнью нескольких человек, да и экипаж его был очень невелик, и едва-едва хватало людей, чтобы выполнять необходимые маневры.
Мальчик был всего в каких-нибудь ста ярдах от судна, и я высказал мысль, что человек, имея при себе надежный морской канат, за который его потом можно будет подтянуть к судну, мог бы доплыть до мальчугана, затем вместе с ним вернуться назад. Но капитан клялся и божился, что это невозможно, и громко кричал: «Какой черт согласится плыть в такую бурю?» Желая спасти мальчика, я вызвался сделать это, проворно разделся и кинулся в воду, обмотав вокруг пояса канат, совершенно новый и потому недостаточно гибкий, отчего петля, обхватывавшая меня вокруг бедер, соскользнула, когда я поплыл; однако я вовремя успел поймать канат, когда он скользнул по моим ногам, и, чтобы не потерять его, продел в петлю голову, одну руку и бедро, поплыл прямо к мальчику.
Плыть мне было легко, благодаря плотности воды в этих широтах, и я проплыл почти половину расстояния, отделявшего меня от мальчугана, когда канат на клубке запутался, и меня рвануло с такой силой, что я разом ушел под воду. Впрочем, я вскоре всплыл и продолжал плыть вперед. Тем временем на судне, чтобы спустить канат не задерживая, отрезали некоторые запутавшиеся его части, причем в спешке и волнении отрезали не тот конец, который следовало, и конец каната упал в море. Теперь на мне висел громадный конец тяжелого каната; кроме того, меня относило течением все дальше и дальше от судна. Мне тотчас же стали кричать, чтобы я плыл назад, но за шумом валов и дальностью расстояния я не мог разобрать, что они кричали и думал, что они подбодряли меня плыть дальше. Я плыл без особых усилий, но подвигался медленно.
Мальчика я видел только по временам, когда оказывался на мгновение на гребне волны. Он почти вовсе не мог плыть, а плескался без всякого толка, как маленький пудель, лишь для того, чтобы удержаться на поверхности. Между тем я начинал чувствовать тяжесть каната и понимал, что едва ли еще долго выдержу. Я начинал уже раскаиваться в своей поспешности, и мне казалось, что я даром пожертвовал своею жизнью, без малейшей возможности спасти мальчика. Тем не менее я продолжал плыть вперед и, когда приплыл на то место, где по моим предположениям должен был находиться мальчуган, оглянулся кругом, но не видя его, подумал, что он пошел ко дну. Однако взобравшись на гребень волны, я увидел его барахтающимся между волн, но уже совершенно выбившимся из сил.
Я подплыл к нему и окликнул; он еще был в сознании и услыхал меня. Я сказал, чтобы он ухватился за мою руку, но не дотрагивался до тела, иначе мы оба пойдем ко дну. Он обещал исполнить мое требование, и я протянул ему свою правую руку. Затем я подал знак, чтобы нас подтягивали канатом к судну, так как и не подозревал, что канат был отрезан. Оглянувшись, я испугался, увидя как далеко мы были от нашего судна. Я знал, что канат имел не более 100 футов длины, и потому сразу понял, что меня унесло течением, и сердце во мне упало.
Весь ужас моего положения стал мне ясен, и я понял, что безвозвратно погиб; тем не менее я боролся за жизнь, хотя канат страшно тянул меня вниз своею тяжестью; мало того, канат, тянувшийся за мной, пока я плыл вперед, хотя и мешал мне, но я все-таки почти не чувствовал его веса; теперь же, когда я держался на месте, тянул меня ко дну, а волны, на которые я раньше бодро взбирался, теперь налетали на нас сзади заливая нас или гоня вперед в своем буйном набеге. Я старался сбросить с себя канат, но петля затянулась, да и мальчик висел у меня на руке, и мне было трудно освободиться от него. Однако мужество мое поддерживало то обстоятельство, что я видел, как на судне спускали шлюпку. Капитан, не решавшийся спустить шлюпку ради спасения одного человека, теперь, когда были двое за бортом, и один из них рисковал жизнью для спасения другого, стал настаивать на необходимости спустить шлюпку и спешить к нам на помощь. Для меня это были мучительные минуты. Но вот шлюпку спустили.
Опасность была так велика, что когда стали вызывать охотников, нашлось всего только три человека, согласившихся сесть на шлюпку, причем впопыхах они выехали всего только с двумя веслами и без руля. При столь неблагоприятных условиях шлюпка подвигалась весьма медленно против бурного моря; тем не менее вид ее ободрил меня.
Мои усилия были невероятны, но чего только человек не сделает под влиянием страха смерти?! Однако по мере того как шлюпка подходила ближе, мои силы быстро убывали. Теперь я часто подолгу останавливался под водой вместе с мальчиком, но затем снова выплывал вверх, как вдруг на нас налетела громадная, косматая волна, и мы очутились на несколько футов под водою. Силою вала мальчика прикинуло на меня, и он обхватил меня поперек туловища в тот момент, когда я был головою вниз. Я бился и боролся, чтобы освободиться от мальчика, но все было напрасно. Тогда я понял, что безвозвратно погиб, и целый рой мыслей и переживаний разом нахлынул на меня в эти короткие минуты. Я чувствовал, что ухожу все глубже и глубже, что меня все больше и больше тянет ко дну. Мальчуган, видя, что вместо того, чтобы выплыть на поверхность, я вместе с ним иду ко дну, вдруг выпустил меня и стал выбиваться на поверхность; я тотчас же перевернулся и тоже всплыл вверх и вздохнул полной грудью. Теперь я уже не думал о спасении мальчика и поплыл изо всех сил к лодке, которая была недалеко. Видя это, мальчик стал отчаянно взывать ко мне и молить не покидать его. Чувствуя себя достаточно оправившимся, я подумал, что смогу спасти и его, и себя, и вернулся назад. Я снова протянул ему руку, заклиная не цепляться за меня и снова старался бороться с волнами и удерживал на поверхности и себя, и его. Но силы начинали мне изменять, а лодка приближалась очень медленно, и мы снова начали тонуть, выбиваясь лишь на короткую минутку на поверхность, чтобы перевести дух. Боже милосердный, как медленно приближалась шлюпка! Но вот я начал терять сознание; мне стало казаться, что я среди каких-то зеленых полей; в этот момент матрос схватил меня и кинул на дно шлюпки, где я остался лежать подле мальчугана, окончательно лишившись чувств. Шлюпка с трудом и опасностью вернулась на судно. Не раз ее более чем наполовину заливало волной, а когда она подошла к судну, то не было возможности вынести нас из шлюпки. Пришлось спустить тали и на них поднять шлюпку после того, как спасшие нас матросы взобрались на палубу. Как ни было это трудно, тем не менее в конце концов мы были спасены. Канат оказался еще на мне, и, как мы впоследствии удостоверились, я все время выдерживал на себе тяжесть 70 ярдов каната. Однако мне этот подвиг не прошел даром, и я в продолжение нескольких суток не мог подняться с койки. За это время я строго проверил себя и свою жизнь и твердо решил исправиться в будущем.
