Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 2
— То-то же. Вот так и завтракают подлинные любители природы.
— Дорогой философ, — прервал его г-н де Жюсьё, — вы не правы, упрекая меня в расточительности, потому что никогда столь скромное угощение…
— Так вы хулите свой стол, господин Лукулл? — воскликнул Руссо.
— Мой? Вовсе нет, — отвечал г-н де Жюсьё.
— В таком случае у кого же мы? — осведомился Руссо с улыбкой, несколько принужденной и в то же время добродушной. — У гномов?
— Или у фей, — произнес г-н де Жюсьё, поднимаясь и устремляя взгляд на дверь.
— У фей? — воскликнул весело Руссо. — В таком случае да будут благословлены они за свое гостеприимство. Я голоден. Давайте поедим, Жильбер.
Он отрезал толстый ломоть черного хлеба и передал ковригу и нож Жильберу.
После этого, откусив изрядный кусок, положил себе на тарелку две сливы.
Жильбер не решался последовать его примеру.
— Ешьте! Ешьте! — подбодрил его Руссо. — Не то феи обидятся на нашу сдержанность и решат, что вы сочли их угощение слишком скудным.
— Или недостойным вас, господа, — раздался серебристый голосок.
В дверях стояли, держась под руку, две оживленные прелестные женщины и, приветливо улыбаясь, делали г-ну де Жюсьё знаки умерить поклоны.
Руссо, держа в правой руке надкушенный ломоть хлеба, а в левой надкушенную же сливу, обернулся, увидел этих двух богинь (во всяком случае, он принял их за таковых по причине их молодости и красоты) и, ошеломленный, неловко поклонился.
— Графиня! — воскликнул г-н де Жюсьё — Вы! Какая приятная неожиданность!
— Здравствуйте, дорогой ботаник! — обратилась к нему с истинно королевской непринужденностью и благосклонностью одна из дам.
— Позвольте вам представить господина Руссо, — произнес г-н де Жюсьё, беря философа за руку, в которой тот держал хлеб.
Жильбер узнал обеих дам, с широко открытыми глазами, бледный как смерть, он стоял и смотрел в окно, думая, как бы удрать.
— Здравствуйте, мой юный философ, — приветствовала растерявшегося Жильбера вторая дама и потрепала его розовой ручкой по щеке.
Все это видел и слышал Руссо; он задыхался от гнева: его ученик, оказывается, знает этих богинь, он знаком с ними.
Жильбер не знал куда деться.
— Вы не узнаете ее сиятельство? — спросил де Жюсьё у Руссо.
— Нет, — недоуменно ответил тот. — Мне кажется, я ни разу…
— Это госпожа Дюбарри.
Руссо отшатнулся, словно увидел ядовитую змею.
— Госпожа Дюбарри? — воскликнул он.
— Она самая, сударь, — крайне любезным тоном подтвердила молодая женщина, — бесконечно счастливая, что имеет счастье принимать у себя и видеть воочию одного из самых прославленных мыслителей нашего времени.
— Госпожа Дюбарри! — повторил Руссо, видимо не догадываясь, что его изумление становится уже оскорбительным. — Значит, этот домик принадлежит ей и это она угощает меня завтраком?
— Вы угадали, дорогой мой философ. Это она и ее сестра, — подтвердил г-н де Жюсьё, который чувствовал себя явно скверно, видя признаки надвигающейся бури.
— Ее сестра, которая знает Жильбера?
— И весьма близко, сударь, — отвечала Шон с обычной дерзостью, не принимавшей в расчет ни королевские настроения, ни причуды философов.
Жильбер, видевший, как грозно сверкают глаза Руссо, мечтал только о том, чтобы тут же на месте провалиться.
— Близко… — повторил Руссо. — Жильбер близко знаком с вами, а я ничего об этом не знаю. Выходит, меня предали, мною играли?
Шон и сестра ее с усмешкой переглянулись.
Г-н де Жюсьё рвал мехельнские кружева, стоившие добрых сорок луидоров.
Жильбер сложил руки, то ли умоляя Шон молчать, то ли убеждая Руссо говорить любезнее.
Однако все вышло наоборот: Руссо замолчал, а заговорила Шон.
— Да, — заявила она, — мы с Жильбером давние знакомые, он был моим гостем. Верно, малыш? Неужто теперь тебе не нравятся сладости Люсьенны и Версаля?
То была стрела, нанесшая смертельный удар: руки Руссо взметнулись, как на пружинах, и тут же упали.
— Так вот оно что, — промолвил он, враждебно глядя на молодого человека. — Вот, значит, как, несчастный.
— Господин Руссо… — пролепетал Жильбер.
— Перестань, — сказала Шон. — Могут подумать, что ты плачешь, а ведь я тебя так холила. Вот уж не думала, что ты такой неблагодарный.
— Мадемуазель… — взмолился Жильбер.
— Возвращайся, малыш, в Люсьенну, — вступила г-жа Дюбарри, — варенья и Самор ждут тебя. И хоть ты ушел от нас довольно необычным способом, встретят тебя там ласково.
— Благодарю, сударыня, — сухо отвечал Жильбер. — Но если я откуда-то ушел, значит, мне там не нравится.
— Стоит ли отказываться от благ, если вам их предлагают? — язвительно поинтересовался Руссо. — Вы, дорогой Жильбер, уже вкусили богатой жизни и вам следует вернуться к ней.
— Но я клянусь вам, сударь…
— Довольно! Довольно! Я не люблю тех, кто служит и вашим и нашим.
— Но, господин Руссо, вы даже не выслушали меня!
— И не желаю.
— Я ведь бежал из Люсьенны, где меня держали взаперти.
— Все подстроено! Уж я-то знаю людское коварство.
— Но ведь я же предпочел вас! Я вас выбрал себе в хозяева, в покровители, в учителя!
— Лицемерие.
— Господин Руссо, но ведь, если бы я стремился к богатству, я принял бы предложение этих дам.
— Господин Жильбер, меня можно обмануть, и это нередко случалось, но только один раз, не дважды. Вы свободны. Ступайте, куда угодно.
— Боже мой, но куда? — воскликнул Жильбер в полном отчаянии, так как понял, что чердачное окно, соседство с Андреа, его любовь потеряны для него, так как гордость его была уязвлена подозрением в предательстве, так как неверно было воспринято его самоотречение, его долгая борьба с собственной ленью, с аппетитом, свойственным возрасту, с которыми он столь мужественно сражался.
— Куда? — переспросил Руссо. — Да к этой даме, к очаровательной и милейшей особе.
— Господи! Господи! — восклицал Жильбер, схватившись за голову.
— Не бойтесь, — утешил его г-н де Жюсьё, глубоко уязвленный как светский человек неприличным выпадом Руссо против дам. — Не бойтесь, о вас позаботятся. Ежели вы что-то утратите, вам постараются это возместить.
— Видите, — язвительно промолвил Руссо, — господин де Жюсьё, ученый, друг природы, ваш сообщник, — не преминул добавить он, пытаясь изобразить улыбку, — обещает вам содействие и успехи. Учтите, господин де Жюсьё — человек крайне влиятельный.
Произнеся это и не в силах больше сдерживаться, Руссо с видом, заставляющим вспомнить Оросмана[4], отвесил поклон дамам, затем впавшему в совершеннейшее уныние г-ну де Жюсьё и, даже не взглянув на Жильбера, вышел, словно трагический герой, из домика.
