Рафаэль Сабатини - КОЛУМБ

— Такой уж я есть, выше преподобие.

— Опасность вас не страшит? — сурово спросил монах.

Приору Колон мог отвечать более резко, чем монарху.

— Будь я пуглив, святой отец, я бы не предлагал плыть в неведомое, не боясь всего того, что может встретиться на пути.

Фердинанд, похоже, решил подвести черту.

— Мы не сомневаемся в вашей отваге, сеньор. Если дело было только в этом, мы, наверное, с радостью воспользовались бы вашими услугами. Но… такой уж я человек, что не могу сразу принимать решения, исходя только из того, что мне предлагают.

— Я тоже не сторонница скоропалительных решений, — добавила королева. — Но это не значит, что мы отвергаем ваше предложение, сеньор Колон. Просто сейчас мы не готовы оценить его по достоинству. Его величество и я создадим комиссию из учёных мужей, чтобы те изучили ваши материалы и посоветовали нам, как поступить.

Колон не мог не вспомнить, каково пришлось ему с португальской комиссией учёных невежд, и сердце его упало бы, если б королева не добавила:

— В ближайшее время я снова приму вас, сеньор Колон. А пока оставайтесь при дворе. Мой казначей дон Алонсо де Кинтанилья получит соответствующие указания и позаботится, чтобы вы ни в чём не нуждались.

На этом аудиенция закончилась. Полной победы Колон не одержал, но мог занести в свой актив благоприятное впечатление, произведённое им на королеву.

Вскоре он убедился, что и многие другие сановники относятся к нему более чем благосклонно. И в первую очередь Кинтанилья, в доме которого он поселился по распоряжению королевы. Не только интересная внешность и хорошие манеры обеспечили ему тёплый приём. Война с маврами донельзя истощила ресурсы обоих королевств, и казначей Кастилии постоянно терзался мыслями о том, где взять денег. Государственный корабль удавалось держать на плаву лишь ужесточением преследования евреев. Святой палате развязали руки в поисках тех, кто, приняв христианство, продолжал тайно исповедовать иудаизм. Виновные лишались жизни, а их имущество конфисковывалось. Поддержали казну и займы, полученные от богатейших евреев, таких, как Абарбанель и Сеньор, которые отчаянно боролись за то, чтобы хоть как-то ослабить гнёт инквизиции, поскольку гонения на детей Израиля всё усиливались. А кое-кто уже уговаривал короля и королеву издать указ об изгнании всех евреев из Испании с полной конфискацией их имущества, обещая, что полученные таким образом богатства с лихвой перекроют все военные расходы. Пока же деньги добывались с большим трудом, и казначей Кастилии едва ли не более всех хотел познакомиться с тем, кто предлагал открыть Испании сокровищницу Востока. Вот тут Колон мог рассчитывать и на кредит, и на поддержку.

Немалый интерес проявил к нему и Луис де Сантанхель, казначей Арагона. И им двигали мотивы, весьма схожие с мотивами Кинтанильи. Увидев в Колоне потенциального спасителя евреев Испании, он сразу же уверовал, что тот — посланник Божий. (Собственно, и сам Колон придерживался того же мнения.) Ибо, хотя Сантанхель крестился и теперь исповедовал христианство, сердцем он оставался со своим народом. И столь плохо скрывал свои чувства, что однажды ему пришлось ощутить на себе мёртвую хватку Святой палаты Сарагосы. Тогда всё обошлось публичным покаянием. Лишь его незаменимость в государственных делах и любовь повелителей Испании спасли Сантанхеля от самого худшего.

В день аудиенции Сантанхель нашёл Колона в доме Кинтанильи, сжал его руки в своих, заглянул в глаза.

— Я спешу объявить себя вашим другом до того, как ваши деяния позволят вам приобрести столько друзей, что я затеряюсь среди них.

— Иными словами, дон Луис, по доброте своей души вы хотите придать мне мужества.

— И не только. Я верю, что вас ждут великие дела, которыми вы прославите Испанию.

Колон криво улыбнулся.

— Если б и король придерживался того же мнения…

— Король осторожен. Никогда не спешит с принятием решений.

— Мне показалось, он довольно быстро решил, что я — шарлатан.

Дон Луис отшатнулся.

— Откуда у вас такие мысли! Его скептицизм — лишь проверка, и вы выдержали её с честью. Это слова королевы, друг мой. Так что наберитесь терпения, и поверьте мне — ожидание не будет долгим. Сегодня вы отужинаете со мной и доном Алонсо. А завтра вас приглашает маркиза Мойя. Она желает получше узнать вас. Я не ошибусь, если скажу, что ни к кому не прислушивается королева столь внимательно, как к ней, так что постарайтесь произвести на неё наилучшее впечатление. А впрочем, зачем я это говорю. Красота маркизы заставит любого распластаться у её ног.

На следующий день Колону удалось в полной мере насладиться красотой Беатрис де Бобадилья, маркизы Мойя, когда дон Луис привёл его в особняк на Ронде.

Колон разоделся, как на приём к королеве, а глаза его светились такой уверенностью, будто он уже достиг желаемого и все препоны остались позади. Маркиза встретила его одобрительной улыбкой.

Вчера на аудиенции он, разумеется, отдал должное её красоте. Но вчера слишком многое отвлекало его внимание, тогда как сегодня ему не было нужды отрывать от неё глаз. Да и какой галантный кавалер мог отвести свой взгляд от этой юной красавицы: высокая, с превосходной фигурой, одетая по последней моде. Чёрные волосы обрамляли белоснежный овал лица, шёлковый чепец сверкал драгоценностями. Влажные алые губы, бездонные чёрные глаза. В платье из жёлтого шёлка с синей каймой, высокой талией и низким вырезом, подчёркивающим грациозность шеи.

Сантанхель, играя роль опекуна, представил Колона.

— Маркиза, я привёл нашего первооткрывателя поцеловать ваши ручки.

Она восприняла эту фразу буквально и протянула руку, белее которой Колону видеть не приводилось, а её кожа показалась ему нежнее атласа. И губы Колона не отрывались от её руки дольше, чем того требовали приличия.

— Могу я предсказать вам будущее? — улыбнулась маркиза. — Испания так же не захочет освобождаться от вашей руки, как вы не хотите отпустить мою.

— Вы опьяняете меня своим пророчеством, сеньора.

— Мне представляется, вас не так-то легко опьянить.

— Нет. Разумеется, нет. Но когда вино сладкое и крепкое, я за себя не ручаюсь. Но готов рискнуть.

— Уверенности в себе вам не занимать. Вчера мы в этом убедились.

— Вчера, сеньора, вы видели перед собой мореплавателя, демонстрирующего профессиональные знания.

— О! — Её брови изогнулись. — А сегодня?

— Сегодня я — смиренный проситель, ищущий вашего благоволения.

— Вот смирения я в вас что-то не приметила.

— Вчера же я не решился обратиться к вам.