Патрик О'Брайан - Помощник хирурга
Хотя смерть была неотъемлемой частью его призвания, он не мог забыть образ капитана Лоуренса, стоящего на квартердеке перед тем как раздались первые разрушительные залпы. И он находил царящую среди своих товарищей жизнерадостность чрезвычайно раздражающей. Их уважение к покойному не было притворным, и официальное поведение до того как все разошлись не было лицемерным, скорее это уважение относилось к чужому, хотя несомненно храброму и способному командиру, к абстрактному врагу и офицерскому командованию в целом.
— Вы были знакомы с ним, кажется, — сказал его сосед, Гайд Паркер с «Тенедоса».
— Да, — ответил Джек. – Он навещал меня в Бостоне. На «Хорнете» ему удалось захватить «Пикок», а с ним и одного из моих офицеров. Покойный был с ним очень обходителен. Знаете, Лоуренс вообще был весьма отважным парнем. Лучшего и желать было нельзя.
— Да, — сказал Паркер, — это самое обидное. Но омлет не сделать, не разбив яиц, знаете ли. И нельзя одержать победу без пополнения списка погибших. И клянусь честью, это доблестная победа! Сомневаюсь, что был когда-то более счастлив, когда увидел«Шэннон», ведущим свой приз. И конечно я не веселился так шумно и так долго сколько себя помню. Я охрип как коростель.
Общая радость, охватившая военную станцию, стала ещё более заметна на великолепном обеде, устроенном комиссионером. Джек снова пережил всё, вспомнив каждый манёвр этого незабываемого действа, восхищаясь матросами, так ловко управлявшимися с парусами и разбиравшими такелаж, описав каждое движение обоих фрегатов, в чём изрядно помогли две модельки, захваченные с верфи.
Оба хозяина дома были одинаково учтивы, — радостный Колпойз, который горланил песню, когда Джек поднялся по лестнице и гостеприимная, словоохотливая хозяйка, совершенно довольная жизнью несмотря на заботы, связанные с подготовкой грандиозного бала, который нужно было организовать в такой короткий срок. Всеобщее воодушевление также заразило и Диану, ведь лишь немногие из дам любили балы больше неё, и она поприветствовала Стивена особенно ласково, расцеловав в обе щёки.
– Я так рада видеть тебя здесь, — сказала она. – Можно было не отправлять твою карточку с посыльным, а вручить лично. Я помогала леди Харриет писать их с самого завтрака. Половина состава флота здесь, а обычных солдат просто не счесть.
— Мою карточку? – спросил Стивен, подозрительно рассматривая её на расстоянии вытянутой руки.
— Твоё приглашение на бал, дорогой. Бал, знаешь ли: очень большая вечеринка, где люди обыкновенно танцуют. Ты ведь умеешь танцевать, Стивен?
— На свой лад. В последний раз я танцевал в Мелбери-Лодж, ещё когда был мир. Ты была так добра, согласившись потанцевать со мной, и менуэт вышел на загляденье. Надеюсь, что ты вновь будешь так же мила.
— Увы, Стивен, я не могу. Мне нечего надеть. Но я буду наблюдать с галереи. Можешь время от времени приносить мне кусочки льда, и мы перемоем косточки всем танцорам.
— Неужели в твоём чемодане нет ничего подходящего?
— Ох, времени что-то выбрать совсем не было, да и я была не в себе. Кроме драгоценностей я захватила лишь несколько смен белья и чулок – словом, что попалось под руку. И во всяком случае, никто мне не сказал, что меня пригласят на бал.
— В Галифаксе есть модистки, Вильерс.
— Модистки из Галифакса, — сказала Диана, от души рассмеявшись – впервые с самой их встречи в Америке — и его сердце затрепетало. – Нет. В этой пустыне существует лишь одна надежда: леди Харриет знакома с одной очень ловкой француженкой, которая контрабандой возит вещи из Парижа: этим утром она привезла целую груду, в том числе платье из голубого люстрина, которым мы обе восхищались. Конечно, леди Харриет не станет его носить. Рукава вот такой длины, прелестный вид со спины и в лицо, но с её слов, в нём она будет похожа на статую. Она выбрала замечательный муслиновый наряд цвета merde d’oie , но по крайней мере, он без всяких там легкомысленных вырезов, его как раз сейчас подгоняют под фигуру. Мне стоило купить голубое, но мадам Шозезаломила цену, а мне ещё предстоит растянуть те гроши, что я захватила с собой. Знаешь ли ты, дорогой, что мне пришлось штопать пару чулок прошлым вечером. Был бы это Лондон, Париж, да хоть Филадельфия, я бы смогла продать пару жемчужин, сняв их с ожерелья. Но в этой пустыне не найдёшь ничего кроме подделок. Драгоценности — единственное, в чём я действительно разбираюсь, и было бы отчаянной глупостью хоть какие-то из них продавать в Галифаксе. Жемчуга набобов в Галифаксе! Можно ли такое вообразить?
В устах любой женщины подобная тирада расценивалась бы как требование, причём весьма вульгарное. С Дианой было совсем не так. Она имела привычку, и как мог судить Стивен, никогда ей не изменяла, говорить с ним предельно прямо, без обиняков, не ходя вокруг да около, будто они были сделаны из одного теста, можно сказать – единомышленники. И она была искренне удивлена, когда он сказал:
— У нас есть деньги. Я одолжил через Лондон и тебе непременно стоит обзавестись люстриновым платьем. Давай немедленно пошлём за ним.
Наряд принесли. Диана выразила одобрение, и мадам Шозе откланялась, получив свою ошеломляющую цену. Держа платье перед собой, Диана сосредоточенно рассматривая его в зеркало у камина. Выглядела она не лучшим образом, однако радость от нового платья, почти не притупленная годами, проведенными в необычайной роскоши, прелестно оживляла ее.
– Верхняя часть, увы, не вдохновляет, — прищурившись и кивнув собственному отражению, заметила она. – Предполагалось, что платье будут носить с чем-нибудь, скорее всего жемчугом. Я надену свои брильянты.
Стивен осмотрелся. Брильянты, точнее бриллиантовое колье с удивительной бледноголубой подвеской посередине, Диане подарил Джонсон в самом начале их отношений.
По каким-то своим соображениям она совершенно не предавала значения тому, откуда эта вещь у неё взялась. Стивен так не мог. Укол ревности не был выражен острой болью, он скорее проявился в печали, словно Диана произнесла нечто непристойное. Он всегда принимал на веру, что как бы ни поступала Диана, она оставалась верна такту и не могла, не имея на то намерения, сказать что-либо и нанести оскорбление. Возможно, он ошибался. Или, возможно, долгое пребывание в Америке, жизнь среди распущенных приятелей Джонсона, вкупе с выпавшими на её долю страданиями, на время притупили манеры Дианы, в той же мере как эти обстоятельства одарили её небольшим колониальным акцентом, с привкусом бурбона и табака... защита, использующая грубость, вот что это было такое. Но опять же, размышлял он, Джонсон несомненно забрал брильянты назад и Диана, рискнув прихватив их во время побега, могла решить, что она тем самым получила на них неоспоримые права, как пират, победив другого пирата, с чистой совестью присвоил бы и его добро, каково бы ни было происхождение оного. Он поднял голову и произнёс:
