Джеймс Джексон - Кровавые скалы

Два рыцаря уставились на него со скалы.

— Не подходите, месье Гарди! Это дьявольская игрушка, адская машина!

— В план турок вкралась ошибка.

— И ваш план небезупречен — вы погибнете.

— Лучше уж погибнуть с честью, чем лежать лицом в пыли.

— Это безумие!

— Безумие здесь повсюду.

— Он вот-вот рванет — не приближайтесь!

— Посмотрите на запал. Еще есть шанс изменить судьбу, братья.

Гарди налег плечом на бочонок, заставив его повернуться. Взору открылся быстро горевший огнепроводный шнур.

— Ваше безумие заразительно, месье Гарди.

Подбежавшие на помощь рыцари взялись за бочку, начиненную смертоносным содержимым, пытаясь столкнуть ее и отправить восвояси. К ним присоединились Мария и Люка.

— И еще раз! Сильнее!

— Услышь нас, Господи! Избавь нас от зла.

— Пусть катится к язычникам!

Люди вокруг кричали и молились с упорством и фанатизмом пилигримов. Все походило на религиозное празднество, словно горожане исполняли некий освященный веками торжественный обряд. Но то была лишь смертельная погоня. Гарди ощущал близость Марии, прикосновение ее пальцев. И сразу же ему вспомнилась девушка, наполнявшая водой глиняные сосуды из родника близ Мдины. Потрескивало пламя запала, взрывчатка медленно ползла в гору.

Скопившиеся на подступах к Сенглеа турки дожидались взрыва. Под прикрытием штурмового отряда подрывники выдвинулись вперед и перетащили свое смертоносное детище непосредственно к бреши в обороне христиан. Оно сулило противнику колоссальный урон. Бочка, набитая порохом, дробью, гвоздями и звеньями цепей, предназначалась для последнего и самого сокрушительного удара по противнику. После взрыва никто из неверных не уцелеет и некому будет давать отпор наступающим туркам. Затраченные усилия и время должны были окупиться с лихвой.

Однако коварное устройство вернулось к хозяевам. Христиан застигли врасплох, но сами турки оказались беззащитными перед собственной хитростью. В мгновение ока сотни людей погибли, сгорели заживо и были разорваны в клочья. Немногие уцелевшие лишились зрения и были искалечены множеством осколков. Расстановка сил изменилась. Никто не ожидал увидеть предполагаемых жертв, которые теперь сбегали вниз по склону и жаждали мести. Орден не останется в хрониках лишь безмолвным свидетельством прошлого.

В Биргу бил набатный колокол Монастырской церкви. Громкий звон возвещал жителям не празднество, но прорыв османов. Врагам удалось пробиться в образовавшуюся после подрыва брешь и оттеснить защитников в узкие городские переулки. Еще больше турок устремилось по развалинам Кастильского бастиона через мост, опущенный с помощью механизма одной из осадных башен, приводимого в движение рабами и лошадьми. Два вражеских потока слились воедино. Никогда еще рыцари не оказывались в такой опасности, а турки не были столь близки к победе.

Едва какой-то дервиш, истошно вопя, бросился по улице мимо объятых пламенем строений, его пронзили длинные вилы, а в следующую секунду он отделился от земли и вылетел в окно пылавшего дома. Еще одна жертва фра Роберто.

Священник пригнулся, насколько позволял исполинский рост.

— Мушкеты, огонь!

Над головой грянул залп — первые ряды наступавшего противника дрогнули. Сзади напирала вторая волна османов, ибо враг утратил скорость — продвижению вперед мешали христиане и тела погибших своих. Турки не обратили внимания на крыши. Сверху, словно призраки, в клубах дыма возникли мальтийцы и с боевой песнью принялись метать во врагов копья и камни.

— Поднимайтесь, братья! Крушите ненавистных псов что есть мочи!

Фра Роберто вклинился в ряды наступавших, а его вилы окрасились свежей кровью. Священник и возглавил атаку. Поддев на зубцы кого-то из пытавшихся отступить османов, он швырнул язычника наземь и ногой размозжил ему голову.

— Они бегут, фра Роберто!

— Господь нам улыбнулся! Не ослабляйте натиск!

Исполин тут же набросился на турецкого офицера и, пронзив его яркие шаровары, приподнял сарацина вверх над бушующим огнем.

— Ничего, пускай жарится!

— Они у нас в западне.

— Как раз наоборот — это они обложили нас.

Он снова присел, и мушкетеры дали залп в толпу отступавших османов. Увы, один удар из засады победы не делает. Дела оборонявшихся были плохи, а вот Мустафа-паша имел все основания для довольства. Почти везде на других переулках турки сумели подавить сопротивление защитников.

— Мы на краю гибели. И если мне нынче суждено умереть, я умру как солдат на руках своих братьев.

Одетый как простой пехотинец, в обычном солдатском морионе, великий магистр Ла Валетт обвел взглядом собравшихся командиров. В глазах каждого сквозила тревога — начиналась заключительная схватка за веру.

Рыцарь Большого Креста Лакруа стоял, опершись на меч.

— Что бы ни случилось, мы всегда с вами, сир.

Группа рыцарей подтвердила слова Лакруа возгласами одобрения.

Заговорил бейлиф:

— Пробил час славы, но не уныния. Мы стремимся к тому, что обрели наши братья. И отправимся вслед за ними.

— Таково наше право.

— Таков наш долг.

— Судьбе угодно испытать нас и вознести на небеса.

— Его святейшество благословил нас.

— Нас ожидает Царствие Небесное.

— Мы готовы ко всему и тверды в вере нашей.

Ла Валетт кивнул. Да, его последователи готовы вступить в бой с врагом, исполнить приказы командира, под началом которого почти никого не осталось. Над выстроившимися в каре солдатами занималась заря, предвестница нового сражения. И они обратят взор к Богу, обнажат мечи против язычников, послужат примером для Европы и всего христианского мира.

— Да обратится наша плоть в дух, братья мои. Нас немного, но мы последние избранные рыцари этого ордена. Позади наша церковь, десница Иоанна Крестителя и его священные реликвии. Впереди сарацины. Так очистим души наши, омывшись кровью безбожников, и станем мучениками во Христе.

— Аминь.

Осенив себя крестным знамением, рыцари поклонились.

— Мой племянник Анри, возьми на себя осадное орудие турок, стоящее у Кастильского бастиона.

— Я готов, и оно обратится в щепы.

— Шевалье де Монтегю наступает на Арагонский бастион, шевалье Сальзедо обороняет Монастырскую церковь. — Ла Валетт суровым взором обвел рыцарей. — Остальные братья пусть выберут участок по своему усмотрению.

— Ваша светлость, каковы будут дальнейшие указания? — обратился к великому магистру де Понтье.

— С этой минуты лишь Бог вправе указывать нам.