Рафаэль Сабатини - Маркиз де Карабас
— Как бы не разочаровать госпожу де Белланже, — поправил он. — Не забывайте — она целых два года не видела мужа. И когда вы осуждаете виконта, надо помнить об этом.
Кантэн криво улыбнулся.
— Вы полагаете, они сгорают от нетерпения поскорее увидеть друг друга, не так ли? Мое недоверие основано на знании кое-каких обстоятельств. Дело в том, что она привязана к Лазару Гошу гораздо сильнее, чем пристало супруге виконта де Белланже.
— Гош! — легкомысленно воскликнул Тэнтеньяк. — Ха! Говорят, он вылитый Аполлон. Слишком долгое пребывание в Англии, Кантэн, сделало из вас пуританина.
— Гош командует армией Шербура…
— Ба! Любовь смеется над политикой.
И шевалье с беззаботным видом отправился на совет, долженствующий определить их дальнейшие действия. Там единственным голосом против изменения намеченного маршрута ради посещения Кэтлегона был голос Кантэна. Кантэн утверждал, что они достаточно сильны и ничто, даже подкрепление в виде пятитысячной армии вандейцев, не оправдывает отклонения от намеченной цели. Кадудаль согласился с ним, но считая, что времени у них вполне довольно, не стал настаивать. Остальные — всего на совещании присутствовало восемь офицеров — сочли приглашение виконтессы де Белланже чрезвычайно заманчивым. Один из них зашел еще дальше других и стал уверять, что принятие приглашения оправдано стратегически, поскольку изменение маршрута собьет с толку разведчиков республиканцев, которые пристально следят за их движением.
Итак, утром тринадцатого они в полном составе выступили из Элвана и к вечеру подошли к Кэтлегону. Шуаны были измучены дорогой, покрыты пылью и раздражены. Жесткие сапоги, полученные из Англии, натерли ноги этим выносливым людям, которые не знали усталости, совершая самые длинные переходы босиком или в обуви собственного изготовления. Гетры и красные мундиры, сменившие фланель и козьи шкуры, были им также не по вкусу.
В распоряжение предводителей шуанов хозяева Кэтлегона предоставили надворные постройки и службы, рядовые стали биваком в просторном парке. Для их пропитания в парк согнали множество животных, но забить их и приготовить пищу предстояло им самим.
Замок распахнул свои гостеприимные двери для офицеров, и оказанный им прием превзошел все ожидания.
Госпожа де Белланже — с ниткой жемчуга, вплетенной в иссиня-черные волосы, сияя красотой и роскошью нового туалета с еще более низким вырезом — встретила их на террасе со свитой молодых дам, что подчеркивало ее поистине королевское величие. Весело переговариваясь и смеясь, они вышли приветствовать рыцарственных воинов старой Франции и с сердечным трепетом узнали в некоторых из них старых знакомых.
Угрюмость Кантэна мгновенно улетучилась, стоило ему увидеть в этой трепещущей стайке Жермену де Шеньер, Жермену, чьи изумленные глаза не видели никого, кроме него. Он отделился от группы офицеров, с которыми поднялся на террасу, и подошел прямо к ней. С улыбкой на подрагивающих губах она протянула к нему обе руки.
— Кантэн! Я не могла и мечтать, что увижу вас здесь.
— Как и я, что вы все еще находитесь в Кэтлегоне. Знай я об этом, то, возможно, повел бы себя менее честно.
— Менее честно?
— Жажда увидеть вас притупила бы дурные предчувствия, с которыми я приехал.
— Дурные предчувствия?
Но Кантэну не дали времени на объяснения. Виконтесса завершила официальную церемонию встречи супруга, которого не видела два года. Встреча эта отличалась сдержанностью и отсутствием каких бы то ни было чувств. Госпожа Белланже поспешно, насколько позволяли приличия, исполнила свой долг и, шурша платьем, подошла к молодым людям.
— Дорогой маркиз! Вы вновь оказываете Кэтлегону честь своим присутствием! Какой очаровательный сюрприз! — на губах виконтессы играла радостная улыбка, но Кантэну показалось, что глаза ее смотрят настороженно.
— Я должен благодарить за это военную фортуну. Что бы она ни приносила, в неожиданностях никогда не бывает недостатка.
— Если бы все они были так приятны, нам не пришлось бы жаловаться на войну. Не так ли, Жермена?
— Увы! — серьезно ответила Жермена. — Война не повод для веселья, когда в ней участвуют те, кто нам дорог.
— Как вы серьезны, дитя мое! Однако сейчас самое время быть серьезными! — и виконтесса сама приняла серьезный вид. — Кажется, я смеюсь лишь затем, чтобы не разрыдаться. Ах! И еще потому, что это наш долг перед храбрецами, которые кладут жизни за наше великое дело. Мы должны быть веселыми, дабы и для них сделать веселыми те немногие часы, которые они проведут с нами. Что же еще, — задумчиво добавила она, — остается женщине?
Но здесь их увлекли в самую гущу блестящей толпы, которая медленно двигалась по террасе к дому, и лишили возможности поговорить наедине, к чему они так стремились.
Пробираясь по переполненному вестибюлю, Кантэн оказался плечо к плечу с Тэнтеньяком, увлеченным обменом любезностями с очаровательной госпожой де Варниль и ее еще более очаровательной сестрой мадемуазель де Бретон-Каслен.
Кантэн без всяких церемоний взял шевалье за руку и отвел в сторону.
— Черт возьми! В чем дело? В доме пожар? — недовольным тоном спросил Тэнтеньяк.
— У меня такое чувство, что его не избежать. Разве не было — или мне это приснилось — разговоров про Шаретта и вандейцев? Если да, то где они прячут пять тысяч человек?
— Ах вот в чем дело! Они прибудут завтра.
— Нам говорили, что они будут здесь сегодня.
— Они задержались. Ничего удивительного.
— А если завтра они не прибудут?
— Э-э! К черту ваши сомнения. Конечно же, они прибудут. А тем временем здесь очаровательное общество, и к концу вечера оно станет еще более очаровательным. После ужина будут танцы. Мой дорогой Кантэн, к чему такая угрюмость, когда вокруг столько удовольствий?
— Когда мы покидали Киброн, удовольствия не входили в наши планы.
— Нам ничто не мешает немного отдохнуть по пути. В конце концов, Кантэн, я могу завтра умереть. Будем жить, пока мы живы — Dum vivemus vivamus.
Когда дошло до банкета, накрытого на пятьдесят кувертов, то всем показалось, будто вернулись благословенные дни до изобретения гильотины. Вино лилось рекой и разгорячило головы и сердца, которые сама природа сотворила отнюдь не холодными.
Затем под звуки оркестра, собранного неистощимой на выдумки виконтессой, начались танцы, которые с такой радостью предвкушал Тэнтеньяк.
За стенами замка, в парке, собравшиеся вокруг бивачных костров шуаны видели ярко освещенные окна, слышали веселую музыку, доносимую теплым воздухом, и задавались вопросом: неужели дни и ночи партизанской войны и лесная жизнь были всего-навсего сном?
