Юрий Корчевский - Княжья служба
Я засыпал в ствол порох, забил пыж, сыпанул картечь и прибил пыжом. Открыл крышку замка, подсыпал пороху. Все, теперь можно взводить курок и стрелять. Холодное оружие в схроне тоже было, но мечи, ножи, копья меня не интересовали. Сабля в бою лучше, легче и удобнее. Мечом можно только рубить, а саблей и рубить, и колоть, к тому же сабля значительно легче меча, и рука не так устает.
Раздался громкой стук в дверь и окно. Я понял – всадники добрались до избы и окружили ее.
– Открывай! Лучше будет, коли сам откроешь. Мы тебя быстро зарежем – даже больно не будет!
Я осторожно выглянул из окна.
– А если не открою?
– Двери топором разобьем, пожалеешь, что на свет родился. Можем на кол посадить, можем к лошади привязать и по полю потаскать. Ну, так как?
– Я любознательный, может – хочу помучиться!
– Это ты храбрый, потому как за стенами, но это ненадолго!
Разбойники отошли в сторону, встали кучкой. Момент очень удобный. Я взвел курок мушкетона, прицелился через слюдяное оконце и спустил курок. Грянул выстрел. Мама моя, мне показалось, что я выстрелил из гаубицы. Грохот и сноп пламени были просто неописуемыми, а такой отдачи приклада в плечо я просто не ожидал. Комнату затянуло сизым дымом, но через разбитое оконце тянуло свежим воздухом, и было неплохо видно. Какой выстрел! Я никогда раньше не стрелял из мушкетона, может – многовато пороха положил или картечи, но результат превзошел мои ожидания. Трое разбойников уже никогда не встанут, их тулупы изрешечены, торчит мех. На снегу – дымящиеся на утреннем морозце лужи крови. Еще один зажимает рану на ноге и пытается отползти под защиту крыльца. Жаль, что показал врагу, что у меня есть ружье, но этот выстрел стоил того. Одним зарядом я уполовинил отряд. Теперь остальные поостерегутся.
Я принялся заряжать мушкетон, но пороха и картечи положил меньше. Не дай бог разорвет ствол, самого покалечит. От окна снова раздался голос.
– Эй, храбрец, давай договоримся – ты с девками уходишь, мы тебе мешать не будем и мирно разойдемся.
Я посмотрел на разбитое оконце. Никого видно не было. Ага, опасаются, говорящий явно стоял сбоку, боясь выстрела.
– Я же вас предупреждал, а вы сразу пугать – на кол посадить пообещали.
– Погорячились! А теперь давай миром разойдемся.
– Теперь не разойдемся, я выйду из избы, когда последнего разбойника убью.
– Экий ты кровожадный. Зачем тебе эти девки, давай возьмем у купца выкуп, поделим пополам.
– Ты не запамятовал? Я дружинник княжий, а не разбойник.
– Эка невидаль, дружинник. И много ли тебе князь платит, что ты жизнью своей рискуешь? А мы тебе честно половину отдадим.
– Дешево же ты меня ценишь. За деньги я не продаюсь. Знаешь поговорку: «Сердце отдам любимой, службу – государю, честь – никому».
– А ну как мы тебя, осерчав, спалим вместе с девками и избой?
– Никак ты про злато-серебро, что в схроне лежат, забыл?
Стоящий за окном заматерился, потом тише кому-то в сторону:
– Он про тайник знает.
– Знаю, знаю, – подтвердил я. – Вот ухлопаю вас всех, заберу ценности и уйду с девками. Никакого выкупа и не надо будет.
– Ах ты, собака поганая, да мы тебя голыми руками на части порвем!
– Опять горячишься, а за слова твои паскудные – ты у меня первым умрешь.
Я рискнул, просунул сквозь стену верхнюю часть тела рядом с окном и проткнул саблей говорившего. Мгновенно убрался обратно. В оконце было видно, как, схватившись руками за грудь, разбойник упал рядом с завалинкой, еще что-то пытаясь говорить, но изо рта хлынула кровь, и он испустил дух. Я крикнул в оконце:
– Ну, кто еще хочет мне пожелать смерти? Вас всего двое осталось, и проживете вы не дольше полудня. Это я вам обещаю.
Сначала стояла тишина, потом сбоку от окна проговорили:
– Твоя взяла. Уходи с девками, бери лошадей и уходи. Преследовать не будем. Только из схрона ничего не бери.
– Не верю я вам, разбойнички. Сначала обещаете отпустить, потом грозите на кол посадить, потом голыми руками порвать. И что? Я цел и невредим, а из вашей ватажки только двое и осталось. Но ничего, я постараюсь и вас живота лишить.
– Дружинник, уходи с миром, мы тебя не трогали.
– Как не трогали? Я купца подрядился в целости в Муром доставить, в сохранности товар и людей обоза привести. Тому порукою было мое слово, по рукам при свидетелях ударили. Людишек обозных вы побили, дочку со служанкой украли.
– Остынь, дружинник, ты наших людей уже больше убил, так что счет равный, успокойся.
– Я успокоюсь, когда последний из вас дышать перестанет, в том слово твердое даю.
За оконцем замолчали.
– Чего молчите, тати? У меня в избе тепло, а замерзну – печь затоплю, продуктов – полный подвал, так что сидеть я могу долго – вам меня не пересидеть. Идите с Богом, уйдете – останетесь живы.
– Ты послушай, Артем, он нас милостиво отпускает. Ты нахал, дружинник.
– Юрием меня зовут, запомни и другим передай, если живым сможешь уйти. Как услышат мое имя – пусть лучше по норам своим прячутся, коли жизнь их никчемная им дорога.
– Сволочь ты первостатейная, дружинник!
За окном – снова тишина. Видно – отошли подальше, обсуждают – что делать. Избу сжечь можно, только и ценности их, которые всей бандой собирали, сгинут. Если в банде еще людишки остались – могут и не простить. Но и меня отпустить – покрыть себя позором. Я решил от обороны перейти в наступление. Не век же мне сидеть в этой избе? Я осмотрел через оконце пространство перед избой – никого не видно. Ну, была не была. Прошел сквозь бревенчатую стену, взвел курок мушкетона. Верная сабля пока покоилась в ножнах. Тихий разговор доносился из-за угла. Я обежал избу и зашел к ним в тыл, осторожно выглянул. Их было не двое, как я думал, а четверо. Трое уцелевших бандитов и один раненный в ногу, которого они вытащили из-за крыльца и отнесли в безопасное с их точки зрения место. Нет, мужики, где я – безопасного места для вас не будет.
Я прицелился и спустил курок. На открытом воздухе бабахнуло не так сильно, как в первый раз, а может быть – пороха я положил в меру. Но результат был почти тот же. Двое упали сразу, третий закричал, схватился за бок. Я бережно опустил мушкетон на землю – понравился он мне, вытащил саблю и пошел к разбойникам.
Оба оставшихся в живых – раненный ранее в ногу и раненный в бок уставились на меня, как на привидение.
– Говорил же – уезжайте подобру-поздорову, не послушались. Говорил, что умрете до полудня – не поверили, а я привык держать слово.
Оба не делали попыток защититься, да и какие с них вояки с такими ранами. Раненный в живот без современной хирургической помощи не доживет и до вечера, только мучиться от перитонита будет, коли раньше от кровопотери не умрет. Так что я только облегчил из состояние, убив обоих, и ни одна жилка в душе не дрогнула.
