Розалинда Лейкер - Венецианская маска
Когда Филиппо вошел в свою спальню позднее тем вечером, он ощутил слабый аромат духов Елены. Он удивлялся, что до сих пор продолжает испытывать влечение к ее белокурой красоте, несмотря на то что ненавидел ее за бесплодие. Яд совета его матери просочился в его кровь, как она, должно быть, и предполагала, и он не мог избавиться от него. Его противоречивые эмоции постоянно держали его в раздражении. Были времена, когда он бил Елену в ярости на самого себя оттого, что он так одурманен бесплодной женой, хотя и мог лишить ее жизни дюжиной способов, которые не бросили бы на него никакого подозрения.
Тем не менее ему была невыносима мысль, что красота Елены будет уничтожена руками других. Точно так же он не мог выполнить это задание сам. Никогда раньше ни одна женщина не держала его в таком плену. Он ненавидел ее за это, и в то же время стоило ему только подумать о ней, как он чувствовал, что пробуждается желание.
Бьянка напоминала ему Елену. Он помедлил, стягивая свой кружевной галстук, когда представил ее себе. У нее была такая же фарфоровая красота, и она с легкостью могла бы быть младшей сестрой Елены. Иногда монахини приводили девочку, чтобы пообедать с его женой. Обычно эти визиты организовывались, когда он заседал в сенате. В тринадцать лет Бьянка была похожа на юный персик с маленькими круглыми грудями и копной волос цвета позолоченного серебра, которые спадали вниз по ее спине под белой вуалью Пиеты. Хотя она была робкой, она никогда не уклонялась от разговора с ним, и он был уверен, что она жалела его за шрам на лице. Он улыбнулся про себя. Этот шрам имел такое же воздействие на более взрослых женщин, всех, без исключения, что делало их чрезвычайно покладистыми.
Но у него на уме в настоящее время были другие дела. Он велел своему камердинеру не приходить в течение получаса, потому что должен был прочитать письмо, которое вручили ему в тот вечер, и он не хотел, чтобы его беспокоили. Она снял атласный жакет и достал письмо из кармана. Затем сел на стул и откинулся на спинку, начав читать его. Выражение глубокого удовлетворения возникло на его лице: наконец был найден недостающий элемент в заговоре против Доменико Торриси, который когда-либо мог быть составлен.
Закончив читать, он поднялся и посмотрел на свое отражение в зеркале. Медленно провел кончиками своих пальцев вниз по глубокому шраму. Он должен быть наконец отомщен.
Утром после завтрака Филиппо сел писать письмо. Когда оно было окончено и подписано, он пошел с ним во дворец коллеги-сенатора, который добавил свою подпись. Необходимо было третье имя, и, по договоренности, аристократ из их знакомых, который имел свои причины, чтобы желать ухода Доменико из сената, прибыл, чтобы подписать эту бумагу. Бокалом вина отметили это событие, а затем Филиппо пошел в герцогский дворец.
Там он прошел через главный зал, остановившись только ненадолго около ящика, встроенного в стену. Это был один из многих ящиков в герцогском дворце и по всему городу, которые называли «пасти льва»: на каждом был вырезан зловещий лев со свирепыми глазами, кустистыми бровями и зияющей пастью над надписью, которая в течение последних пятисот лет призывала опускать сюда секретные доносы против предателей. Имена трех необходимых обвинителей никогда не разглашались. Хотя львы использовались менее часто, чем в прошлом, это было по-прежнему жизнеспособное средство донести подозреваемые акты предательства до внимания государственных прокуроров. Филиппо опустил письмо с доносом на Доменико в щель между каменными губами и продолжил свой путь.
Государственные прокуроры, которые получили письмо, понимающе усмехнулись, увидев подпись Селано, тем не менее все такие случаи требовали серьезного расследования. Предательство было самым оскорбительным преступлением, и один дож был даже обезглавлен за это. Прокуроры начали свою тщательную работу. Прежде всего все трое подписавшихся были допрошены, и то, что обнаружили, оказалось достаточным для обращения за консультацией к дожу.
Доменико уже уходил из дворца дожа, когда в одном из залов знатный господин, которого он хорошо знал, преградил ему путь. Доменико приветствовал его.
— Как поживаете, синьор Бучелло? Какие новости? Я тороплюсь домой. Заседание было долгим.
— Я составлю вам компанию. Пойдемте сюда. — Аристократ указал в другом направлении, которое вело в зал главного судебного следователя.
— Но мне туда не нужно.
— Боюсь, что сегодня нужно.
Тут Доменико осознал, что дела действительно плохи. Он кивнул и пошел с аристократом в квадратную комнату с удушливыми, покрытыми кожей стенами. Государственный прокурор сидел за столом с главным судебным следователем, выражение их лиц было мрачным.
— Что случилось, синьоры? — твердо спросил Доменико.
Следователь поднялся на ноги.
— Я должен сообщить, что вы отстраняетесь от членства в сенате и от всех ваших обязанностей по приказу дожа на то время, пока ваша политическая деятельность будет расследоваться. Вы по-прежнему свободный гражданин, и вас просят только держать меня в курсе о вашем местонахождении и не пытаться покинуть республику.
— Я даю слово лояльного венецианца, — ответил Доменико, не выказывая озабоченности, которую он испытывал. Он не задавал никаких вопросов, так как решение было уже принято. Поклонившись, он повернулся, и еще раз дверь широко распахнулась для него, чтобы он прошел. Он сделал глубокий вдох, когда продолжил свой путь, зная, что ему повезло больше, чем любому другому, для кого дверь этой страшной комнаты никогда не открылась снова.
Когда он сообщил новость Мариетте, она была чрезвычайно обеспокоена. Он попытался утешить ее.
— Меня еще ни в чем не обвинили, и весь инцидент может остаться без последствий. Я уже проконсультировался с адвокатами, которые тоже являются аристократами и моими друзьями.
— Я пыталась предупредить тебя — как Елена умоляла меня, — что нечто подобное может случиться!
— Я знаю, что пыталась.
— Филиппо — зачинщик этой беды.
— Мы не знаем этого. Признаю, что это возможно, но мы должны подождать и посмотреть. Расследование, вероятно, займет несколько недель. Давай поедем на виллу и проведем время на природе.
Она приняла предложение, всегда радуясь поездке туда.
Они провели шесть недель на вилле. Отношения их друг с другом были лучше, чем когда-либо. Затем однажды, когда, вернувшись после прогулки с Доменико и Элизабеттой, Мариетта наверху снимала шляпку и накидку, она услышала голоса прибывших посетителей и пошла вниз, чтобы приветствовать их. Она увидела трех чиновников, которые прибыли с двумя вооруженными охранниками, и замерла.
