Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич
Паганино, защищавший собственные воды, располагал позиционным преимуществом и выстроил свои корабли так, чтобы нападавшие не могли к ним приблизиться, не рискуя нарушить собственный строй. Пизани сразу заметил ловушку; к тому же море было неспокойным, а дни в это время года – слишком короткими. Идти в атаку было бы сущим безумием. Но арагонский командующий ничего не желал слушать. Прежде чем Пизани успел его остановить, он обрубил канаты и бросился на генуэзцев. Венецианцам ничего не оставалось, как последовать за ним.
Дальнейшая битва обернулась прямым столкновением Венеции и Генуи. Византийцы почти сразу отступили, даже не попытавшись сразиться; арагонцы после первой злополучной попытки показать себя героями продержались в бою немногим дольше. Двум самым грозным морским державам того времени пришлось мериться силами один на один – и они так и поступили, не желая уступить врагу ни пяди. Вспыхнул пожар, из-за сильного ветра быстро охвативший оба флота; но обе стороны продолжали сражаться до глубокой ночи при свете собственных горящих кораблей. Наконец венецианцы, против которых были и ветер, и течение, были вынуждены отступить. Они потеряли большую часть своих галер и около 1500 лучших бойцов – по тем временам грандиозное число и тем более ужасное, что со дней «черной смерти» прошло лишь четыре года. Но когда рассвело, генуэзцы увидели, что их потери тоже велики – причем настолько, что Паганино предпочел скрыть их от своих сограждан из Галаты, опасаясь массовой паники. Формально победа была на его стороне, но обошлась куда дороже, чем иное поражение. О том, чтобы пуститься в погоню за отступающими венецианцами, не могло быть и речи, да и праздновать победу в Генуе тоже не стали, когда стали известны масштабы потерь. Генуэзский хронист того времени Джорджо Стелла писал: «Я ни разу не видел, чтобы в городе отмечали годовщину этой победы, и даже дож, вопреки обыкновению, не посещал церковь для благодарственного молебна. В той битве пало так много храбрых генуэзцев, что, надо полагать, о победе сочли за лучшее забыть».
Несмотря на потери в Босфорском сражении, позиции Генуи в Галате оставались по-прежнему сильны, но положение императора Иоанна VI Кантакузина, напротив, становилось все более шатким. Ему приходилось тревожиться не только о деньгах и неприятелях, окружавших империю со всех сторон, но и за сохранность собственного трона, на который он не имел законных прав: пятью годами ранее Иоанн VI отнял власть у полномочного императора, шестнадцатилетнего Иоанна V Палеолога. Последний не был низложен официально: Кантакузин предпочел женить его на своей дочери и оставить в звании императора, пусть и лишенного всякой подлинной власти. Однако юноша взрослел, и зависимое положение угнетало его все больше. Вскоре вокруг него сосредоточились оппозиционные силы, и к 1352 г. империя оказалась на пороге гражданской войны. Кантакузин всегда ненавидел генуэзцев, но, отчаянно нуждаясь в союзниках, больше не мог позволить себе противостоять им – ни политически, ни тем более экономически. Нетрудно вообразить, с какими чувствами он подписал в мае того года соглашение, по которому генуэзцы получили право расширить свои владения в Галате и по желанию отстранять от торговли в Азовском море любых приезжих, включая и собственных подданных-греков.
Для Венеции это стало очередным ударом. Отчасти его удалось смягчить, получив от Иоанна Палеолога стратегически важный остров Тенедос в качестве залога под заем в размере 20 тысяч дукатов; втайне венецианцы были уверены, что выплатить этот долг Византия не сможет никогда. Вместе с тем стало очевидно, что дальнейшая война с генуэзцами, будь то под стенами Константинополя или в Черном море, не принесет ничего хорошего. Республика направила очередную субсидию арагонцам (в надежде, что в Западном Средиземноморье их поддержка принесет больше пользы, чем на Леванте), после чего Николо Пизани, оправданный по всем статьям после официального разбора событий на Босфоре, отплыл к новому театру военных действий.
Остров Сардиния уже не первый год был камнем преткновения между Генуей и Арагоном, и, добравшись туда, Пизани обнаружил, что испанцы блокируют порт Альгеро, одновременно готовясь отразить атаку генуэзского освободительного флота, уже видневшегося на горизонте. По воле случая венецианцы прибыли как раз вовремя. Испанский адмирал охотно передал Пизани верховное командование, и генуэзцы столкнулись с неприятным сюрпризом: вместо тех скромных сил, на которые они рассчитывали, перед ними выстроился внушительный флот. Когда они подошли ближе, на всех венецианских мачтах внезапно взвились знамена святого Марка, и удивление сменилось ужасом. В сражении генуэзцы проявили немалую отвагу, особенно на поздних этапах, когда в ход пошли абордажные крючья (Пизани еще перед битвой скрепил между собой все свои галеры, кроме десяти) и началась рукопашная, но венецианцы превосходили врагов и численностью, и искусством маневра. Они захватили 41 генуэзский корабль; в Геную смогли вернуться всего девятнадцать, включая флагман посрамленного адмирала Антонио Гримальди, который пришлось вести на буксире.
Так 29 августа 1353 г., полтора года спустя, Венеция достойно отомстила за поражение на Босфоре. Весть о битве при Альгере повергла Геную в настоящее отчаяние. Весь город погрузился в траур: люди оплакивали гибель своей некогда славной республики, ныне обреченной на позор и рабство. Когда мы читаем об этих событиях, как в генуэзских, так и в венецианских хрониках, на первый взгляд кажется, что реакция была преувеличенной: в конце концов, кто не проигрывал битвы? Генуя, как и любое другое государство, имела опыт поражений, а Венеция только недавно показала, как быстро можно от них оправиться. Но, осмыслив все как следует, начинаешь понимать, что это было не обычное стратегическое отступление. Генуэзцы слишком хорошо представляли себе его вероятные последствия. Отныне их враги держали под контролем все Средиземноморье, отрезав Геную не только от Леванта и Крыма – главных источников ее богатства, но и перекрыв все основные пути продовольственных поставок. За минувшие столетия город расширился настолько, что значительная часть узкой полоски плодородной земли между горами и морем оказалась застроена, а других земель, пригодных для обработки, в окрестностях не имелось. Таким образом, Генуя ничуть не меньше, чем Венеция, зависела от импорта из заморских земель и Ломбардии. Но Ломбардия с
