Эндрю Ходжер - Храм Фортуны
Растроганный, он не мог говорить дальше и только махнул рукой. Восприняв это как разрешение на отъезд, Тиберий, который терпеть не мог всякие сантименты, кивнул своим спутникам, вскочил на коня и, не оглядываясь, поскакал по виа Аппия. Скоро небольшая кавалькада исчезла в клубах пыли.
Август и те, кто остался с ним, постояли еще немного, а потом расселись по своим экипажам и свернули к Неаполю, большому и красивому древнему греческому городу, который поблескивал белизной своих зданий сквозь дымку тумана.
* * *В Неаполе они задержались ненадолго — пора было думать о возвращении в Рим, да и радостная непринужденная атмосфера похода с отъездом Тиберия почему-то исчезла.
Цезарь, правда, несмотря на вцепившуюся в него лихорадку, которая никак не хотела отпускать его измученное тело, делал все, что мог, чтобы поднять настроение. Власти Неаполя учредили в его честь гимнастические состязания знатных юношей, и Август, хотя и кутался в плащ, отсидел представление с начала и до конца, окруженный своей свитой.
На следующий день он даже сел на корабль и отплыл на остров Капрея, который лежал в двадцати милях от Путеол — гавани Неаполя и в четырех от Суррентского мыса — западной оконечности Апеннинского полуострова.
Там цезарь и те, кто его сопровождал, расположились на одной из чудесных, принадлежащих самому Августу, вилл и приятно отдохнули, купаясь в море и загорая. Принцепс даже половил рыбу на удочку и получил огромное удовольствие, когда вытащил здоровенную краснобородку. Ее съели потом за ужином.
Однако состояние здоровья цезаря по-прежнему оставляло желать лучшего; снова возобновились боли в желудке, кровь стучала в висках, кололо сердце. Когда они вернулись в Неаполь, принцепс приказал на следующее утро двигаться в обратный путь.
— Поедем через Нолу, — сказал он. — Я хочу еще посетить старый дом моего отца. Там он умер семьдесят пять лет назад. — И, немного помолчав, с какой-то грустью добавил: — А мне через месяц будет семьдесят шесть.
В Ноле, однако, Августу стало совсем плохо. Врач не отходил от него день и ночь; пришлось прервать поездку.
Утром, в двенадцатый день до сентябрьских календ, Август, который до того общался лишь с врачами и слугами, приказал позвать к нему Ливию.
Глава XXVII
Змеиный укус
Императрица, придав лицу озабоченное выражение, поспешила в комнату мужа. Август встретил ее, полулежа на постели. Ливия сразу заметила, что выглядит он уже не таким измученным глазам вернулся блеск, щеки чуть порозовели, гримасы боли не так часто искажали лицо.
— Как ты себя чувствуешь, дорогой? — заботливо спросила она, подходя к кровати. — Надеюсь, тебе лучше?
— Да, благодарю, — тихо, но отчетливо произнес Август. — Я знаю, что ты молилась и приносила богам жертвы за меня. Наверное, это и помогло.
— О, я так рада! — воскликнула Ливия, уловив, как ей показалось, частичку прежнего тепла в голосе мужа. С самого своего возвращения из Пьомбино он не разговаривал с ней так, ограничиваясь лишь сухими официальными фразами.
— Да, — кивнул цезарь. — Твои молитвы и старания моего врача. Кажется, теперь все будет нормально. Вот только сердце побаливает, но это пройдет.
Ливия осторожно поправила подушку и присела на табурет возле кровати.
В ее душе поселилась надежда. Похоже, Август снова стал прежним любящим мужем, который всецело доверяет своей верной жене и помощнице. Не исключено, что за время болезни он еще раз обдумал ситуацию и решил не спешить с возвращением Постума. Что ж, это было бы прекрасно. Ей нужно лишь немного времени, чтобы вновь посеять в душе цезаря сомнения, чтобы убедить его в своей правоте, чтобы изолировать от пагубного влияния Сатурнина, Фабия Максима, Гатерия, всей этой банды смутьянов-сенаторов. И тогда все пойдет по-старому: Агриппу еще крепче запрут на острове, патрициев разгонят по загородным поместьям, а она сумеет сломить упрямство Тиберия и вознесет своего сына на вершину власти.
— Ты хотел поговорить со мной, милый? — ласково спросила Ливия, глядя в глаза мужа полным искренности взглядом. — Если тебе нетрудно, я готова слушать. Но, может, пока не стоит переутомляться? Подождем еще день-два...
— Нет, — решительно сказал цезарь. — Ждать некогда. Все мы во власти богов, как я только что имел возможность убедиться, и я не хочу умереть, не объяснившись вначале с тобой. — Он помолчал, собираясь с мыслями, на его лбу пролегла глубокая складка, а бескровные губы сжались крепче.
«Плохой знак, — с тревогой подумала Ливия. — Он принял какое-то решение, неприятное ему. Но не является ли оно неприятным также и для меня?»
— Будем говорить откровенно, — глухо произнес цезарь. — Прошу тебя выслушать меня, не перебивая. Я буду краток.
Императрица кивнула, все сильнее обуреваемая неприятными предчувствиями.
— Мне больно это говорить, — продолжал Август, — но ты оказалась недостойной моей любви и доверия. Полвека мы жили вместе и я никогда не сомневался в тебе. И вот, оказалось...
— Это все ложь! — не выдержала Ливия. — Ты поддался на уговоры Сатурнина, который ненавидит меня!
— К сожалению, нет, — покачал головой цезарь. — Дело тут не в Сатурнине, Не знаю, какая у него причина для ненависти, и есть ли она вообще, это не имеет значения. Сатурнин был лишь посредником. И что ты скажешь насчет Германика? Неужели твой внук тоже тебя ненавидит, да так, что осмелился оклеветать родную бабку передо мной?
— Это все происки Сатурнина, — упрямо повторила Ливия с отчаянием.
Август вздохнул.
— Даже теперь ты пытаешься обмануть меня. Разве Сатурнин заставил тебя возвести напраслину на Агриппу, моего последнего внука? Ты же знала, как я его люблю. Зачем ты это сделала?
Ливия молчала. Она отлично знала своего мужа, и сейчас поняла, что. тот полностью убежден в ее вине и ни за что не переменит своего решения. А это означало конец всем надеждам. Тиберий не получит власть, Сеян пойдет под суд и обнародует там ее письмо. И тогда палач возьмет в руки топор...
— Твой сын оказался куда благороднее тебя, — устало продолжал цезарь со слезами на глазах. — Он не захотел принимать то, что не принадлежало ему по праву. Честно сказать, я даже не ожидал от него такого поступка. Наверное, ты и Тиберия сумела окрутить и навязывала ему свою волю...
Август замолчал и принялся рукой растирать сердце, которое вдруг пронзительно защемило. Ливия молча смотрела на него.
— Что будет со мной? — наконец спросила она тихо, не желая больше тратить время на бесполезные оправдания.
— С тобой? — Август прикрыл глаза, не переставая растирать грудь. — Не знаю. Это будет решаться на заседании сената в присутствии Агриппы Постума.
