Михаил Попов - Паруса смерти
Беттега и два других корсара, сопровождавшие капитана, обрушили на нее приклады своих мушкетов. Калитка оказалась крепкой. Приклад Беттеги, трудившегося усерднее других, разлетелся в щепы. Пришлось стрелять. После третьего выстрела калитка подалась, и капитан Олоннэ в сопровождении телохранителей и густых клубов дыма вошел в тихий небольшой сад.
Никого.
Прислуга, конечно, разбежалась. Собственные жизни слугам были дороже хозяйского имущества. Так подумал Олоннэ и, к своему удивлению, несколько ошибся. У дверей дома его встретила худая, вся в черном старуха — лет восьмидесяти, не меньше — и преградила путь!
Разумеется, это препятствие было смехотворным, несмотря на то что старуха кричала шумно, слюной брызгала щедро, цыплячьи свои лапки поднимала угрожающе. Капитана остановили слова, которые она при этом кричала.
— Что, что ты сказала, повтори, старая ведьма?!
Ему послышалось, что она требует, чтобы они не входили к дону Каминеро, ибо он очень плох.
— Так он здесь?
— Здесь, здесь, и вы к нему не войдете, иначе я…
Глаза капитана загорелись густым синим огнем, губы растянулись в хищной улыбке. Он шагнул вперед, одновременно отшвыривая престарелую защитницу вожделенного дона.
Здесь самое время рассказать о другом доне, а именно о доне Антонио. Куда он, собственно, исчез, спустившись за борт «Сантандера»? Сразу скажем, его не сожрали аллигаторы, не укусила змея, он не умер с голоду, не заболел тропической лихорадкой. Крупные хищники также не нападали на него. Он благополучно добрался до берега, два часа продирался сквозь густые, негостеприимные заросли, гонимый вперед одним желанием — как можно дальше уйти от пьяного пиратского лагеря. Уснул он на небольшой поляне, согревая себя мыслями о неизбежной и скорой мести этим кровавым скотам. Сила этого чувства удвоилась в нем. Теперь корсары были должны ему не только за его сына, но и за него самого.
Пробуждение слегка видоизменило настроение его высокопревосходительства. Оглядевшись вокруг, он понял, что заблудился. Кое-как сориентировавшись по солнцу и выбрав направление на север, где еще должны были находиться неразоренные испанские города, он двинулся вперед. Путешествие его было длинным, мучения, которые ему пришлось испытать, поддаются описанию с трудом, поэтому и не стоит их описывать. И закончилось оно не в испанском городе, а в индейской деревне. Его схватили, когда он выходил из озера. Он зашел в него, чтобы напиться. Зайти пришлось довольно глубоко, ибо берега были слишком затинены. Индейцы, которым выпало его найти, не видели того момента, когда он в воду входил, они увидели его выходящим. Вернее, даже узрели. Ибо озеро это у племени икачиа считалось священным. Племя было дикое, с испанскими властями состоявшее в отношениях крайне враждебных но, на счастье дона Антонио, находившееся в плену собственных суеверий. Если бы он появился откуда угодно, только не из озера, его бы немедленно принесли в жертву местному богу с абсолютно непроизносимым именем. А так он им показался похожим на посланца того же самого божества. Внешний вид его, правда, отличался от того, в каком должен был прийти, по преданию, этот посланец, что впоследствии вызвало толки и брожение умов. Но даже самые недоверчивые были подавлены тем фактом, что он появился именно из озера.
Сообразив, что немедленной смерти он не подвергнется, дон Антонио вздохнул свободнее. Когда же стало ясно, что ему воздаются почести, смысл которых до него дошел не сразу, он вообще приободрился. В тот момент, когда вождь племени объявил ему, что он бог, у него появилась надежда на спасение.
Напрасная надежда.
Посланец бога должен был, согласно преданию, сидеть в уединенной хижине, пожирать приносимые ему плоды и маисовые лепешки и ждать того момента, когда воды священного озера всколыхнутся и из них появится сам Тиутакалькан. [16]
Роль посланника заключалась в том, чтобы предстать перед богом и похлопотать за народ икачиа, убедить его, что в отсутствие своего бога народ вел себя хорошо.
Итак, в тот момент, когда капитан Олоннэ входил в темную комнату, где должен был найти разбитого параличом алькальда Сан-Педро, бывший губернатор Эспаньолы лежал на подстилке, представляя собой огромную разъевшуюся тушу с испуганными глазами и воспаленными веками (от непрерывно воскуряемых благовонных трав), и трясся от страха, потому что перед его хижиной стояли вооруженные и возмущенные почитатели бога Тиутакалькана и требовали, чтобы им дали убить «мокрого человека». Ибо в предании сказано, что посланец бога должен был выйти из воды сухим. Дон Антонио не думал о мести, он думал о том, что с каждым днем толпа желающих расправиться с ним становится все больше.
Дон Каминеро выглядел еще хуже. У него полностью отнялась правая половина. Удар его хватил в тот момент, когда ему сообщили, что город атакуют корсары. Его удивление, переходящее в паралич, можно понять.
Капитан Олоннэ осмотрел старика и понял, что ему немного осталось. Надо было спешить.
— Вам привет от дона Антонио. Меня бояться не надо. Я не хочу вашей смерти. Мне нужны ваши карты.
На губах дона Каминеро образовались один за другим несколько пузырей, по левой щеке потекла. струйка слюны.
— Я не только вас не убью, я буду вас лечить. Вечером сюда прибудет доктор Эксквемелин, он голландец, у него есть диплом Геттингенского университета. Он облегчит ваши страдания. Но только в том случае, если вы поможете нам найти одно индейское племя. Оно где-то в этих местах. Вы были там. Вы видели этих индейцев. Ими управляют какие-то жрецы. То ли это одичавшие миссионеры…
У дона Каминеро снова начала пузыриться левая часть рта.
— Что вы хотите сказать?! Может быть, вы напишете? Бумагу, чернила!
Все телохранители разом бросились выполнять приказ.
В липкие пальцы паралитика вложили гусиное перо, развернули свиток.
— Чего вы ждете?! — несколько нервно поинтересовался капитан. Он начал сомневаться, что испанец вообще его понимает. — Пишите! Пишите же!
И рука поднялась и приблизила к желтоватой поверхности чернильное острие. Алькальд был не левшой, поэтому те пять букв, что он вывел, вызвали бы отчаяние в душе каллиграфа своим видом.
Составленные вместе, эти буквы образовали слово «город».
— Какой город? Какой?! Возле какого города находится это индейское поселение?
У алькальда задергалась щека.
— Он недоволен, — прошептал Беттега.
— Я тоже, — бросил ему Олоннэ.
Дон Каминеро понял, что его не понимают, да простится нам это тавтологическое построение. Рука снова поднялась, ткнулась по пути в чернильницу и написала на бумаге пять букв. Тех же самых.
