Михаил Попов - Паруса смерти
Рана оказалась смертельной. Пират упал, отдав свой последний страстный поцелуй деревянному настилу набережной.
Убил его, разумеется, Олоннэ. Он стоял в дверях и держал в руках пистолет с дымящимся стволом.
— Так будет с каждым, кто осмелится мне помешать, — сказал он.
Никто не выразил сомнения внешне в его словах и не усомнился внутренне.
Эпизод на этом не закончился.
Две оставленные без присмотра испанки выскочили из-за спины капитана и попытались скрыться. Одна бросилась вправо, другая — влево. Олоннэ успел отбросить пистолет и схватил обеих за волосы.
Они что-то кричали на своем наречии. Кричали и простирали руки к столпившимся в десяти шагах от них корсарам. Ошибиться было невозможно — они требовали помощи. Молили о ней! Кое-кто из французов знал немного испанский язык. Правда, лишь в той степени, чтобы объясниться при купле-продаже. Сбивчивые, истеричные, запутанные в слезах и воплях девиц молитвы остались ими не поняты.
Олоннэ не стал ждать, когда смысл чуждых речений дойдет до сознания собравшихся. Он потащил за собой по настилу обеих. Потащил к пылающему костру.
Толпа молча расступалась перед ними.
Подойдя, насколько это было возможно, к стене огня, Олоннэ приподнял испанок и с размаху ударил лбами друг о друга.
Предусмотрительный!
Он понимал, что, если просто швырнет их в огонь, они обязательно выскочат из пламени. А ему нужно было, чтобы они сгорели наверняка.
Несмотря на все старания Олоннэ, план его был выполнен не полностью. Одна девушка рухнула в кучу горящих мешков и осталась там навсегда. Вторая под воздействием неистового пламени очнулась и, превратившись в живой факел, зашагала к воде с невоспроизводимым воплем в горле. Впрочем, путешествие ее оказалось недолгим. Оно уложилось в три шага. После чего испанка рухнула и замерла, пылая.
Олоннэ повернулся к толпе свидетелей:
— А теперь можно и поговорить.
На фоне благовонного пламени (занялись ящики с душистыми травами и нюхательными солями) его крупная фигура выглядела гигантской…
И зловещей.
Надо сказать, что большинству пошедших с ним в поход людей он именно таким и нравился, именно такой он и вызывал у них восхищение. Столь неподдельное и столь глубокое, что оно перевешивало порой стремление к золоту. Порой? Что значит порой?! Вот в этот самый момент и перевешивало.
— Кто пойдет со мной на Сан-Педро?! — с каким-то свирепым великолепием произнес Олоннэ.
— Я!
— Я!
— Мы!!!
Голосов было много, но они не слились в единодушный хор. Слишком многие корсары удержались в пределах трезвого взгляда на вещи, устояли на страже своих шкурных интересов.
Встав на почву трезвого выяснения дальнейших планов, корсары пришли к компромиссному решению, которое выглядело следующим образом.
Олоннэ и Ибервиль с тремя сотнями человек отправляются к Сан-Педро. Остальные ждут их на опаленной пристани Пуэрто-Морено. Оставшиеся не считаются предателями и скотами, но при этом безусловно теряют всякое право на ту добычу, что будет взята без их участия.
— Кто же останется вашим капитаном? — с нескрываемой иронией спросил Олоннэ.
— Воклен! — прозвучал громкий ответ большей части корсаров.
— И ле Пикар, — раздались голоса меньшего, но все же немалого количества людей.
Олоннэ подошел вплотную к татуированному другу и попытался посмотреть ему в глаза. Это ему не удалось. Костер почти догорел, луна еще не взошла.
— Ле Пикар, ты остаешься?
— Я остаюсь, Олоннэ.
— Почему?!
— Все говорят, что ты идешь в Сан-Педро не за золотом. Значит, не ради нас. А ради чего, ты не хочешь сказать.
— Ты был мне другом, ле Пикар, а дружба заключается в основном в том, что веришь человеку на слово. Я даю тебе слово, что после этого похода мы будем богаты, сказочно богаты.
Ле Пикар медленно покачал головой:
— Я бы, может, и пошел с тобой, но со мной не пойдет моя команда.
— Ты один стоишь десятка человек.
— Ты начинаешь льстить, Олоннэ, значит, твои дела плохи.
Олоннэ кивнул и отошел, не глядя на старого друга.
— Ложиться спать. Завтра на рассвете выступаем, мы должны достигнуть Сан-Педро за одни сутки.
Глава третья
— Что это? — спросил Ибервиль, указывая на неровную зеленую стену, видневшуюся в отдалении на фоне белых домов Сан-Педро.
— Терновник, — сухо ответил капитан, — живая изгородь. Я однажды уже видел такое на Эспаньоле. Кусты посажены очень густо, иглы длиной в палец.
Ибервиль оглянулся назад. Колонна корсаров, сумевшая в течение одного дня достичь Сан-Педро, представляла собой жалкое зрелище, если не сказать больше. Как будто флибустьеры уже раз двадцать прорвались сквозь терновую стену. И самое неприятное было в том, что почти ни у кого не осталось на ногах обуви. Голые дикари с пистолетами и саблями.
— Ничего, — сказал Олоннэ, проследив за взглядом Ибервиля, — Сан-Педро вознаградит нас за труду. Мы добудем за его терновыми стенами не только одежду. Но попотеть придется изрядно. Видишь, там, между домами?
— Что?
— Установлены пушки. Штук десять или двенадцать. Они откроют огонь, когда мы будем преодолевать полосу кустов. На это время мы станем почти неподвижной мишенью. Проклятый штиль! Будь здесь с нами наши корабли, мы бы подавили эту батарею.
— Так, может, стоит обождать денек, может статься, ветер переменится.
— Имея за спиной триста оборванных головорезов, да еще к тому же голодных и злых, ждать не рекомендуется.
Дальше все произошло так, как и предсказывал Олоннэ.
Корсары с ходу пошли в атаку. Против своего обыкновения, испанцы не перепугались одного их вида и не бросились бежать. Они открыли беглый огонь из аркебуз и начали прицельное бомбометание в тот момент, когда первые корсары, неся в руках факелы (они пытались поджечь кустарниковое заграждение), приблизились к терновой стене. Среди защищающихся оказались весьма толковые пушкари: ядра не пропадали даром. Перед стеной неприступной зелени осталось не менее десятка трупов. Вопли раненых разносились на сотни ярдов вокруг.
Отогнав корсаров, испанцы не спешили радоваться, они прекрасно знали, что войну с этими морскими дьяволами еще никому не удавалось выиграть одним удачным залпом. Они торопливо перезаряжали аркебузы, забивали заряды картечи в стволы пушек.
— Не нравится мне это, — вздохнул Ибервиль, — еще две такие атаки…
Корсары произвели еще четыре.
Лучшие стрелки из их числа вели огонь по испанским канонирам. Вслед за двумя-тремя десятками прицельных выстрелов в бой шла вся корсарская лавина. И всякий раз откатывалась назад, утаскивая раненых.
