Джайлс Кристиан - Ворон. Сыны грома
– Прости, дружище. Я достану тебе другой.
– Побольше.
– Если найдется череп еще больше, чем у того верзилы, можно будет воткнуть весла в глазницы и грести им, – крикнул Улаф. – А теперь закройте дыры, которыми вы тянете медовуху, и работайте.
Река сузилась: стрела, выпущенная из лука, пролетела бы вдвое большее расстояние, чем то, что разделяло теперь берега, поросшие ивняком. Течение словно замерло, и мы с трудом двигались по воде, взбитой в пену кормой «Фьорд-Элька». Ульф и сидевший позади него Гуннар подняли весла и стали вылезать из кольчуг. Я подумал, не последовать ли их примеру: работать в броне было тяжело, а франки, как мне казалось, не догнали бы нас на таком месте, даже если б мы вовсе перестали грести. Но Улаф, сам не отрываясь от гребли, крикнул Ульфу и Гуннару, чтобы те опустили весла.
– Никто не снимает кольчугу, пока я не разрешу! Что, по-вашему, делали те всадники, пока мы там бодались с императорским корытом? Они скакали, не так ли, Ульф? Чудила ты безмозглый! Теперь каждое второе франкское судно оповещено о нашем приближении и готово в любой момент отчалить, чтобы оказать нам теплый прием!
Итак, мы продолжили грести, обливаясь по́том в кольчугах и кожаных доспехах. Скоро стало ясно: Улаф был прав. По коричневому дыму на сером небе мы поняли, что приближаемся к большой деревне или городу. В самом деле, чуть позднее показался длинный мол, возле которого стояли защищенные от течения не меньше двадцати судов. Три из них принадлежали императору, судя по боевым площадкам и почти одинаковому строению. Два судна, когда мы подплыли, уже ощетинились копьями многочисленных солдат. Улаф, Брам, Свейн и Пенда вышли с веслами на нос «Змея», чтобы в случае необходимости отталкивать вражеские корабли, но на этот раз мы благополучно проскользнули мимо. Только несколько стрел ударились о нашу обшивку. Так или иначе, мы поняли, что «Змей» и «Фьорд-Эльк» – богатейшая добыча в глазах франков. Они направили свои суда вниз по реке и бросились в погоню за нами, не обращая внимания на три небольшие датские ладьи, которые теперь оказались зажаты между ними и еще пятью франкскими кораблями, шедшими позади. Местные жители высыпали на берег и громкими криками подбадривали императорских солдат, призывая их расправиться с нами.
Мы уже начинали уставать. Отчалило еще одно военное судно. Вражеские корабли были не так быстроходны, как наши (даже с трюмами, набитыми тяжелым серебром), однако это восполнялось тем, что гребцы работали со свежими силами. Мы не разговаривали. Каждый из нас был наедине со своею усталостью и болью. Плечи и руки горели, грудные мускулы напряглись, как фалы «Змея». Мы шли по изгибам реки, равнодушные к стрелам, которые летели в нас то с одного, то с другого берега и ударялись о наши доспехи, обшивку или палубу. Я восстановил в памяти образ Кинетрит: много дней мы толком не виделись, теперь же она была укрыта в шалаше возле трюма.
Через несколько часов Пенда пробормотал сквозь стиснутые зубы:
– Эти ублюдки… точно собаки… что не переставая… гонятся за собственными хвостами.
Англичанин сидел прямо предо мною, и палуба вокруг его сундука потемнела от пота.
– Епископ Боргон знает… сколько императорского серебра… у нас в трюме, – ответил я, жадно глотая воздух. – Он хочет согнать нас… с края земли.
К сумеркам стало ясно, что, прежде чем мы достигнем края земли, франки намерены выпроводить нас в открытое море, до которого, верно, было уже недалеко: вверху, в оранжевом небе, стенали чайки, а по берегам поля сменились болотами и заливными лугами, где, крича, бродили гуси. Вода стала солоноватой, и гребля теперь давалась нам чуть легче, словно море, на нашу удачу, засасывало реку в себя.
Петляя, мы двигались на запад. На южном берегу остались обгорелые развалины крепости: видно, мы были не единственными врагами франков. К нашему удивлению, преследователи внезапно оторвались от нас и даже пропустили датчан, проводив их только лишь градом стрел. Я не представлял себе, как вчерашним узникам до сих пор удавалось грести. Вероятно, их юркие ладьи были сработаны еще лучше, чем могло показаться на первый взгляд, и резали воду, как стрела разрезает воздух.
– Франки выдохлись! – крикнул Гуннар.
Иссушенные глотки норвежцев и англичан откликнулись торжествующими воплями. Мы вдвое замедлили ход, надеясь, что избавились от епископа Боргона и голубых плащей. Мое измученное сердце стало биться спокойнее, и я припал к бурдюку с водой, лежавшему у моих ног. Но после следующего изгиба, когда река снова сузилась, мы увидали две небольшие крепости, стоящие друг против друга на разных берегах. Это были приземистые деревянные постройки на каменных основаниях, глубоко утопленных в почву заливной равнины. Каждое сооружение было обнесено валом и частоколом. По лестницам, что поднимались на насыпи, бегали солдаты с луками. Крики их командиров, как удары, разносились над водой, перемешиваясь с плеском наших весел.
– Ну, парни, готовьтесь к дождю, – предупредил Улаф, подразумевая дождь стрел.
Затем послышался сокрушающий громоподобный звук. Это был скрежет, какого я прежде никогда не слышал. Сидя лицом к корме, я не мог видеть его источника, однако увидал лицо Кнута, и этого хватило для того, чтобы душа ушла в пятки.
– Сигурд! – закричал кормчий. – Смотри!
Многие из нас подняли весла и обернулись. Со стороны реки оба частокола были разомкнуты, что до сих пор казалось странным. Теперь я, к своему ужасу, понял, для чего предназначались эти сооружения, и увидел источник шума, похожего на скрежет зубов железного чудища. У обоих берегов из реки поднималась огромная ржавая цепь, с которой стекала вода. Кованые звенья были величиною с кулак. Внутри крепостей люди крутили огромные лебедки, и цепь обещала вскорости туго натянуться, заперев нас в ловушке.
– Налегай на весла! – завопил Сигурд, устремляясь к своей скамье и тоже принимаясь за работу. – Грести нужно так, как мы еще никогда не гребли!
– Сигурд, времени нет! – воскликнул Улаф. – Цепь вот-вот поднимется и разобьет нас в щепки!
– Закрой рот и греби, Дядя! – крикнул ярл, работая веслами во всю свою недюжинную силу. – Будь готов, когда я скажу!
И хоть я мысленно согласился с Улафом (полагаю, не я один), я старался так, будто сам Всеотец выбирал гребцов для своего корабля-дракона. Ведь Сигурд был моим ярлом, и я верил, что боги любят его. В голове стучала кровь, мозг погрузился в туман, но сквозь пелену до меня все же долетали слова, которые Сигурд выкрикнул со своей скамьи, и я приготовился действовать. Слыша, как стрелы сыплются в воду перед носом «Змея», я понимал, что вот-вот настанет судьбоносный миг.
