М. Маллоу - Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6
Саммерс тяжело вздохнул, собрал волю в кулак и приготовился спустить штаны, но, к счастью, не успел этого сделать, потому что в номер вломились репортеры.
— Мой племянник еще нездоров! — заявила тетя Элизабет (парик сидел на ней чуточку криво), с неженской силой выпихивая их за дверь. — Он ничего не будет комментировать!
После этого Фокс вернулся, отломил кончик ампулы и вытянул шприцем содержимое. Закрепил иглу своими нервными пальцами.
— Готовы? Разоблачайтесь.
С трудом преодолевая нерешительность, коммерсант коснулся брюк, как вдруг в окно просунулась стриженая женская голова: — Я — Дороти Томпсон! Женщины Европы потрясены вашим поступком! Как вы…
Окно захлопнули. Жалюзи опустили. Балкон заперли.
— Миссис Кеннел, правда ли, что эта дама — невеста вашего племянника? — доносились голоса через балконную дверь.
— Когда свадьба?
В дверях показалась опять показалась голова: усатая мужская голова в шляпе, лихо сдвинутой на затылок.
— Как вы прокомментируете пощечину, которую мисс Бэнкс дала вашему племяннику? Связано ли это с инцидентом с доч…
— Без комментариев! — рявкнули оба. — Вон!
Саммерс не без удовольствия впечатал ладонь в эту радостную рожу, выпихнув обладателя рожи в гостиную и оторопел: гостиная была полна репортеров. Причем, среди них настойчиво высовывалась та стриженая, которая настаивала, что она Дороти Томпсон. По-видимому, это должно давало ей некие преимущества.
— Ральф, оставайся у себя! — приказала тетка, протиснулась мимо и просто-напросто заперла его снаружи.
Коммерсант покосился на блюдце со шприцем. Встал, прошелся по комнате. Сел, открыл книгу. Снова встал, открыл шкаф. Бессмысленно перебрал галстуки, закрыл дверцы, опять сел на кровать и закусил палец. Хлопнул себя по карманам — но сигареты остались на балконе.
Тем временем в гостиной стоял невыносимый гвалт. Хлопала дверь. Репортеры бесцеремонно сновали по номеру, задавали вопросы и пытались прорваться в запертые комнаты. Послышался слабый голос профессора. Задергалась дверная ручка.
Коммерсант тихо выругался и на всякий случай достал из ящика туалетного стола револьвер. Положил рядом.
Где-то отозвалась сонетка, за стеной, похоже открыли дверь в холл — сквозь шум прорывалось визгливое требование тетки сейчас же удалить прессу, голоса с арабским акцентом и возмущенный гам. Наконец, все стихло.
Несколько раз повернулся в замке ключ. Щелкнул замок комнаты коммерсанта. Потекла вода в ванной — Фокс мыл руки.
— Идиоты, — бормотал он, входя опять к подельнику и не обращая внимания на то, что коммерсант не сводит с его рук взгляда. — Ну, друг мой, у меня все готово.
И едва не выронил шприц. Саммерс сидел на кровати. В руках у него был револьвер.
— Вы с ума сошли, — изумленно сказал мсье Паркур. — Какая муха вас укусила? Что еще за фокусы?
Коммерсант сглотнул. Он молчал. Взгляд его был тем самым взглядом, за который дядюшка Фалвиус когда — то назвал Д.Э. «молодым головорезом».
— Положите оружие, Джейк. Это дурная шутка.
Никакого результата.
— Дайте мне ваш револьвер, — Фокс протянул руку. — Не дадите? Ну что же, — он с улыбкой положил шприц на туалетный столик, — тогда стреляйте. Раз взяли в руки оружие — стреляйте. Стреляйте, mon cher ami, и пусть вам будет стыдно за мою нелепую смерть. Или… может быть, вы намерены меня только ранить? На вашем месте я не стал бы оставлять свидетелей. Ведь я с интересом выслушаю ваши объяснения вашему компаньону. А также Вандереру. И мисс Эдне. И репортерам, которых, несомненно, заинтересует эта история. И вашей невесте, доктору Бэнкс.
— Боже мой, — непослушными губами выговорил Саммерс, не выпуская оружия. — Не… не говорите ей.
— Положите ваш револьвер.
Коммерсант перевел взгляд на свои руки, опять на Фокса, потом на шприц — и покачал головой.
Фокс закатил глаза. Прокашлялся. Сел на край кровати.
— Mon cher ami, — произнес он, — вы даже не представляете, как вы меня измучили. Четыре недели я ловлю подходящий момент и заговариваю вам зубы. Отвлекаю вас, как только позволяет моя скромная фантазия, и только что не играю с вами в ладоши. Но пусть бы это произошло два раза. Три раза. Четыре, наконец. Un peu trop, mais rien[30]. Я был снисходителен к вашей слабости. Но вот уже почти месяц вы вынимаете из меня душу. Вы меня утомили. Считаю до трех и предупреждаю: возиться с вами я не намерен. Ну, раз! — еще не передумали? — … два… три.
Фокс подождал еще секунду-две, потом повернулся и вышел из комнаты.
Хлопнула дверь номера. Коммерсант рухнул лицом в подушку.
— Ну, почему я такой идиот! — простонал он.
Прошло около четверти часа— Да, я знаю, — доктор Бэнкс протерла место укола йодом — процедура прошла быстро, спокойно, без единого лишнего слова. — Я стараюсь не заставлять таких пациентов ждать.
— Полагаю, — спросил Фокс, — что передал вашего пациента опять в ваши руки?
— Конечно.
Тон доктора был, как всегда, вежливым. Тон мсье Паркура позволял предположить, что для некоторых общение с ним в ближайшее время будет не из приятных. Он учтиво склонил голову.
— С вашего позволения, мадемуазель.
Саммерс подтянул брюки. Револьвер лежал на своем месте, в ящике туалетного стола. От переживаний страшно хотелось пить, но было стыдно даже поднять глаза.
— Боюсь даже представить, как вы вели себя в госпитале, — доктор налила в стакан воду и подала ему.
— Да как все, — выдавил он, пожав плечами.
— Да?
— Да.
— Хотелось бы мне это видеть.
— Что, не верите?
— Ах да, — доктор нахмурилась, — желтая лихорадка. Должно быть, вам было не до душевных тонкостей. Мистер Саммерс, вы не замечали, что каждый раз, когда вы врете, самые незначительные затруднения превращаются в нелепую историю? Зачем вы сказали, что не были больны?
Коммерсант вернул пустой стакан на туалет. Он молчал.
— Впрочем, можете не отвечать. Боялись, конечно.
Доктор достала фонендоскоп.
— Я только не могу понять, чего. Ну, что, что я могла сделать вам страшного?
Впрочем, ответа доктор, по-видимому, не ждала. Она послушала своего пациента, посчитала пульс, попросила показать язык. Потом заставила лечь на спину, пощупала живот и сказала: — Думаю, завтра-послезавтра можно будет прекратить впрыскивания. Дневной сон пока оставьте. Диета?
Коммерсант встал, чтобы привести костюм в порядок.
— Да он измучил меня этой диетой.
— Очень хорошо.
— Послушайте, — с надеждой обернулся Джейк, — нельзя ли мне хотя бы овсяной каши? Я уже готов застрелиться при одном взгляде на толокно!