Фредерик Марриет - Приключение Питера Симпла
Дальше, Питер. В прошедшее воскресенье минуло три недели с тех пор, как я, ради тебя, заговорил с бедной девушкой. Совесть говорит мне, что обольщать девицу — дело неправое с моей стороны, потому что я не думаю жениться на ней; а сделать из нее что-нибудь другое — значит, погубить ее. Несчастная влюблена теперь в меня; поговаривает о свадьбе, рассказывает длинные истории о родственных связях, существовавших между шатанами и О'Брайенами во времена, давно прошедшие, когда и те, и другие были еще в славе. Вчера, сидя обнявшись а роще, я сказал ей: «Милая Элла, что это за люди, с которыми вы живете?». И в ответ она рассказала мне все, что знает об этой истории; и, между прочим, что кормилицей назначена Мэри Салливан.
— А какого пола младенец? — спросил я.
— Мальчик, — отвечала она. — А младенец Салливан?
— Девочка.
— А здесь еще Мэри Салливан?
— Нет, она вчера уехала вместе с младенцем и мужем в полк, который отправляется в Индию.
— Вчера отправилась? — вскричал я, вскакивая.
— Да, — отвечала она, — но что вам до этого?
— Очень много, — возразил я, — кое-кто шепнул мне секретец насчет этого.
— А что такое? — спросила она.
— Да всего лишь, что дети обменены, и это вам так же известно, как и мне.
Но она клялась, что ничего не знает и что ее не было при рождении ни того, ни другого дитяти; я верю ей — она говорит правду.
— Хорошо, — сказал я, — кто же прислуживал леди?
— Моя матушка, — отвечала Элла, — и поэтому она должна знать это лучше всех.
— Ну, так, — сказал я, — Элла, душенька, я дал обет не жениться, пока не разузнаю истины.
Слезы выступили на глазах у бедной девушки, и я готов был сам заплакать, видя, как мучит ее мысль не выйти за меня замуж. Через некоторое время она отерла слезы, поцеловала меня, пожелала счастливо оставаться и поклялась всеми святыми, что так или иначе разузнает правду.
Сегодня утром, по вчерашнему условию, мы опять с ней встретились; глаза несчастной покраснели от слез. Она прижалась ко мне, просила прощения, умоляла не покидать ее и потом рассказала, как вскочила ее мать, , когда она задала ей свой вопрос, как не понравился он ей, как бранила она ее, когда она стала настаивать на своей просьбе. Наконец, упав на колени перед матерью, она просила не мешать ее благополучию, потому что она умрет в противном случае (можешь себе представить, Питер, каково было мне слышать это — но как быть? Сделанного не воротишь!); мать заговорила что-то о клятве, патере О'Туле и о том, что поговорит с ним.
Теперь, Питер, я уверен, что обмен детьми состоялся, и кормилицу сослали в Индию, чтобы избавиться от нее. Говорят, они отправились в Плимут. Имя мужа, разумеется, О'Салливан. Так я советую тебе нанять карету и попытаться что-нибудь сделать. Я, между тем, буду стараться всячески раскрыть истину и напишу тебе снова, лишь только что-нибудь узнаю. Теперь главное, что мне нужно сделать — это послать патера Маграта к старухе, матери Эллы: ручаюсь, что он заставит ее открыть истину. Бог с тобой, Питер, засвидетельствуй мою любовь всем твоим.
Твой навсегда Теренс О'Брайен».
Это письмо О'Брайена послужило мне поводом ко многим размышлениям. Совет отправляться в Плимут опоздал, и я не сомневался, что Мэри Салливан с мужем садились на корабль в то время, как я готовился в порту к экзамену. Показать письмо отцу я не хотел: его бы залихорадило, и вмешательство его, по всей вероятности, принесло бы больше вреда, чем пользы. Поэтому я решил подождать до будущих открытий и попросить пока дедушку похлопотать о повышении меня в чине.
Несколько дней спустя я отправился в Игл-Парк и прибыл туда около восьми часов утра. Я велел доложить о себе и был впущен в библиотеку, где нашел лорда Привиледжа, по обыкновению сидящего в мягком кресле.
— Ну, дитя, — сказал он, оставаясь в кресле и не подавая мне даже одного пальца, — что вам нужно? Почему вы являетесь ко мне без приглашения?
— Я приехал, милорд, осведомиться о вашем здоровье и поблагодарить вас за то, что вы были так добры — оставили мне и О'Брайену место на фрегате.
— Да, — ответил его сиятельство, — помнится, я это сделал, и кто-то говорил мне, что вы хорошо вели себя и были упомянуты в депешах…
— Точно так, милорд, — отвечал я, — с тех пор я еще выдержал экзамен на лейтенанта.
— Очень хорошо, дитя, я рад этому. Напомните обо мне отцу и прочим вашим.
И милорд опустил глаза на книгу, которую читал.
Соображения моего отца, казалось, были основательны, но я не хотел уехать, не сделав еще одной попытки.
— Вы слышали, милорд, что-нибудь о моем дяде?
— Да, — отвечал он, — я получил вчера от него письмо. Ребенок здоров. Я ожидаю его сюда через неделю или три: мы будем жить вместе. Я становлюсь стар, очень стар, мне нужно многое устроить с вашим дядей, прежде чем я умру.
— Смею ли я просить вас об одной милости, милорд, — именно похлопотать о моем повышении? Письмо от вас к его сиятельству старшему лорду… несколько строк ..
— Хорошо, дитя, почему же нет… только… я стар, очень стар… не могу писать сейчас.
И милорд снова принялся читать.
Нужно отдать справедливость лорду Привиледжу; он явно начал впадать в состояние второго детства. С тех пор, как я не видел его, он очень сгорбился и, казалось, был болен и физически, и умственно.
Я ждал, по крайней мере, четверть часа, прежде чем милорд снова поднял глаза.
— Вы еще здесь дитя? А я думал, что вы уже отправились домой.
— Вы были так добры, милорд, что обещали написать старшему лорду адмиралтейства несколько строчек в мою пользу. Надеюсь, вы мне не откажете в этом, милорд?
— Хорошо, — отвечал он, нехотя, — но я стар, очень стар, чтобы писать. Я ничего не вижу — едва могу перо держать.
— Позвольте мне, милорд, написать письмо, а вы подпишете его.
— Хорошо, дитя, почему же нет! Напишите вот что… или нет: пишите, что хотите, а я подпишу. Желал бы я, чтобы приехал ваш дядя Уильям.
Я, со своей стороны, не имел такого желания. Мне очень хотелось показать письмо О'Брайена, но я подумал, что жестоко вызывать сомнения и беспокоить человека, столь близкого к могиле. Истину не удастся доказать при его жизни, и потому не стоило напрасно мучить его. Во всяком случае, хотя письмо было в моем кармане, но я решил употребить его в дело не иначе, как только в крайнем случае. Я подошел к другому столу и сел писать письмо. Так как милорд позволил мне писать, что угодно, то я мог услужить О'Брайену; притом был уверен, что милорд не потрудится прочесть написанного. Итак, между тем как лорд Привиледж продолжал читать, я написал следующее:
