Джордж Фрейзер - Флэш по-королевски
— Пошлите кого-нибудь на кухню, — говорю я. — Пусть соберут холодных закусок, чтобы хватило набить седельный мешок, и принесут сюда. Да захватят вина или флягу со спиртом. А, еще денег, кошель с деньгами. Живо!
— Ваше высочество опять уезжает? — заверещал он.
— Да, — отрезал я. — Beeilen sie sich.[67]
— Но, ваше высочество… Мне приказано… Ее высочеству велено докладывать…
— Герцогиня? Где она? Разве не в Штрельхоу?
— Вовсе нет. Она вернулась прошлой ночью, после того… как ваши поиски ничего не дали. — Глаза его были круглыми от испуга. — Все в жутком беспокойстве, ваше высочество. Был дан приказ при первом известии о вас тут же сообщать герцогине.
Я на это не рассчитывал, она должна была оставаться в Штрельхоу, черт ее побери! Дело осложняется… Хотя, может, и нет… Глядя натоптавшегося в нерешительности мажордома, я пораскинул мозгами и пришел к решению.
— Я сам ей скажу, — говорю. — А пока, милейший, будьте любезны исполнить все, что я приказал. И чем меньше болтовни о моем возвращении, тем лучше — ясно?
Предоставив ему лопотать про готовность исполнить мои приказания, я, перескакивая по четыре ступеньки за раз, помчался по парадной лестнице к покоям герцогини. У дверей стояли все те же облаченные в желтые мундиры стражники, при виде меня остолбеневшие и выкатившие глаза — эти парни ничто против наших из Одиннадцатого гусарского, доложу я вам. Я постучал, и минуту спустя сонный женский голос спросил:
— Wer klopft?[68]
— Карл-Густав, — отвечаю я. — Никого не впускать! — это часовым.
Изнутри послышался визг, двери открыла та самая рыжая малютка-фрейлина, с которой флиртовал Руди. Протирая рукой заспанный глаз, другим она изумленно пялилась на меня. Живописную картину беспорядка дополняла сбившаяся ночная сорочка, из-под которой выбивалась одна из грудей. «Да, мне самое время покинуть Штракенц, — подумал я, — ибо долго оставаться верным мужем я не смогу».
— Где твоя госпожа? — спрашиваю я. В этот момент распахнулась внутренняя дверь, и появилась Ирма, в наспех наброшенном на плечи халате.
— Что случилось, Хельга? Кто стучал… — при виде меня она вскрикнула, покачнулась и прыгнула мне на руки. — Карл! О, Карл! Карл! Карл!
Ладно, немного можно побыть и верным: ощущение прижавшегося ко мне юного тела было подобно электрическому разряду, и нет ничего удивительного в том, что я привлек ее к себе, отвечая на поцелуи, которыми она осыпала мое лицо.
— О, Карл! — она отстранилась, глядя на меня заплаканными глазами. — Ах, любимый, что произошло с твоей головой?
На мгновение я опешил, а потом сообразил: бритва не касалась моей шикарной полированной лысины уже дня два или три, в силу чего последняя покрылась черной и жесткой, как ершик, порослью. Как только женщины умеют вычленять самые неважные детали!
— Пустяки, моя дорогая, — отвечаю я, сжимая ее в объятиях. — Теперь, когда я снова с тобой, все в порядке.
— Но что произошло? Где ты был? Я с ума сошла от беспокойства… — она вскрикнула. — Ты ранен! Твоя рука…
— Ну же, ну, милая, — говорю я, еще крепче тиская ее. — Не волнуйся. Это всего лишь царапина. — Я развернул ее, бормоча ласковые словечки, и повел в спальню, подальше от любопытных глазенок юной Хельги. Стоило мне закрыть за нами дверь, как ее вопросы посыпались с новой силой. Я велел ей молчать, и мы сели на край кровати — как здорово было бы покувыркаться с ней, да только времени не было.
— Это бунт… точнее, заговор против герцогства. Твой трон, сами наши жизни в опасности. — Я оборвал ее испуганный крик. — Он удался, почти удался. Все висело на волоске, но благодаря преданности нескольких твоих… наших подданных, худшее уже позади и бояться нечего.
— Но… но я не понимаю, — начала она, и ее прекрасное лицо сделалось жестким. — Кто это был? Те агитаторы? Но они в тюрьме — я точно знаю!
— Ну, ну, — успокаивающе шепчу я, — не волнуйся. Все позади, Штракенц спасен, и, самое главное, ты в безопасности, любимая. — И я снова сгреб ее в охапку.
Она задрожала, потом разрыдалась.
— Ах, Карл! Благодарение Господу, ты в самом деле вернулся! Ах, мой дорогой, я готова была умереть… Мне казалось… казалось, что ты…
— О, но ты же видишь, я здесь. Ну же, ну, утри глазки, милая, и слушай. — Ирма уставилась на меня, моргая глазами. Бог мой, как она была прекрасна в своей воздушной сорочке — видно, этой зимой в Штракенце зашла мода на низкий вырез — и ее близость, аромат волос, это обожание в глазах, начали разжигать во мне пламя.
— С ним почти покончено, с этим заговором, — говорю я. — Нет, выслушай меня, я все расскажу в свое время, пока же просто поверь мне и сделай все в точности так, как скажу. Заговор уничтожен, да-да. Но остается несколько деталей, требующих личного моего участия…
— Деталей? Каких?
— Нет времени. Мне нужно уехать, — при этих словах она вскрикнула. — Это совсем ненадолго, дорогая: на несколько часов. И мы снова будем вместе, чтобы никогда уже больше не разлучаться. Никогда.
Она опять расплакалась, прижималась ко мне, отказывалась отпускать, говорила, что я не должен подвергать себя опасности и прочая. Я пытался успокоить ее, но тут плутовка запускает мне в рот язык, а рукой начинает шарить между ног, уговаривая остаться.
Ей-ей, это меня возбудило. Есть ли еще время? Нет, Господи, нельзя — я и так потратил столько драгоценных минут. Она откидывается на спину, увлекая меня за собой, но я уже принес желание в жертву здравому смыслу и мягко отстраняю ее.
— Тебе нужно остаться здесь, — твердо заявляю я. — Под сильной охраной в своих апартаментах. Поверь мне, дорогая, это вопрос жизни и смерти! Я не хочу уходить, но у меня нет выбора: не забывай, что ты герцогиня, ты должна защищать свой народ. Дорогая, ты веришь, что все мои действия направлены на благо безопасности Штракенца и твоей собственной?
О, эти венценосные шлюшки замешаны из крутого теста: напомните такой про судьбу страны, и она с охотой сделает все, воображая себя Жанной д'Арк. Я влил в нее еще немного патриотической чепухи вперемешку с любовной, и она в итоге согласилась делать, что сказано. Я поклялся вернуться через час или два, намекнув, что потом неделю не вылезу из кровати, и она снова прыгнула на меня.
— Ах, мой милый! — говорит Ирма, обвивая меня руками. — И как только я отпускаю тебя?
— Всего на миг, дорогая! А затем… ах, мне нужно спешить. — Я весь пылал. — Обещаю беречь себя. Со мной все будет хорошо… А если нет — вскоре появится другой парень… Но это… нет… я имел в виду… я вернусь, дорогая.
Крепко стиснув Ирму в объятиях еще раз, я отцепил ее руки. Ей-богу, это было так трогательно: она любила меня, и не будь такой жуткой спешки, я вовсе не торопился бы распрощаться с нею.
