Виталий Гладкий - Вайделот
Зерновая яма дайнавов была глубокой, в полтора человеческих роста, и напоминала кувшин с узким горлышком. Ее стенки обкладывали камнем на глиняном растворе, а затем обмазывали толстым слоем глины, которая, высыхая, становилась похожа на прочную яичную скорлупу. После наполнения зерном яму плотно закрывали дубовой крышкой, замазывали глиной и присыпали крупнозернистым речным песком.
Но главным секретом хорошей сохранности зерна, как понял отец Руперт, была обмазка стенок ямы. В глину подмешивали мелко нарубленные сухие травы, и монах, как кот, долго ходил кругами возле работников, занимавшихся обустройством зерновых ям, не решаясь завести разговор на эту тему (да и не мог он это сделать, так как не знал языка дайнавов), пока Хуберт не сжалился над ним и не попросил Скуманда объяснить, что добавляют в глиняный раствор.
Вайделот, который быстро сдружился с менестрелем, не стал делать из этого большую тайну и выложил все как на духу. После этого монах успокоился и зажил в свое удовольствие, благо их кормили как на убой. А что нужно человеку для хорошей жизни? Совсем немного: крышу над головой, какую-никакую одежонку, добрый кусок жаркого, свежий хлеб и жбан холодного пива. Все это у отца Руперта было, и он старался не думать о своем будущем, которое по-прежнему оставалось туманным…
Проблемы начались спустя две недели после появления монаха и менестреля в селении дайнавов. Отец Руперт, которого звук струны не потревожил, проснулся от шума на улице. В столь раннее время это было необычно и тревожно. Монах посмотрел наХуберта и с ностальгией вздохнул – молодость… Менестрель, выпроводив назойливого мальца, любителя музыки, снова уснул, широко разметавшись на постели и безмятежно посапывая, и его мог разбудить только добрый пинок, что отец Руперт и сделал.
– Ну, это уже чересчур, ваша святость! – сердито пробурчал менестрель, с трудом продирая глаза. – Бессловесная скотина и та любит ласку, а вы меня по ребрам… Черт побери, это жебольно!
– Сын мой, вставай! – потянул его за штанину монах. – В селении что-то случилось. Шумят, бегают…
– Да? – Хуберт прислушался и мигом поднялся. – А и правда… – он быстро надел куртку, туго затянул на талии пояс с мечом и взял в руки арбалет. – Не к добру все это… Похоже, намечается какая-то заварушка. Нужно быть наготове.
При этих словах менестреля святой отец быстро схватил свой посох, на самом деле представлявший собой увесистую дубинку, с которой монах управлялся весьма ловко, в чем однажды Хуберт и убедился. Как-то шутки ради он вызвал отца Руперта на учебный поединок и потом долго чесал побитые бока. Дубинка в руках монаха творила чудеса; от нее не было защиты, хотя драться на палицах Хуберт умел очень даже неплохо.
Они вышли из своей избы и сразу же поняли, что события приняли крутой разворот. Мужчины племени лихорадочно вооружались, а витинги во главе со Скумандом уже были на валах.
Хуберт выловил из толпы знакомого дайнава, одного из тех воинов, что приходили за Скумандом в пещеру бардзуков, придержал его за рукав и спросил:
– Что стряслось?
– Вернулось наше передовое охранение, – ответил он, хмурясь. – Плохо дело… На нас идут поляки. Большой отряд.
Воин убежал. Хуберт тихо молвил, обращаясь к отцу Руперту:
– Вот незадача… Похоже, это войско князя Конрада Мазовецкого. Ятвяги немало залили ему сала за шкуру. Это он привел Тевтонский орден в земли пруссов.
– Так ведь это здорово! – обрадовался монах. – Поляки – истинные христиане, они освободят нас из плена!
– Скорее повесят на кривом суку, – пробурчал Хуберт. – Паршивый народец, эти поляки. Вечно норовят утопить ближнего. И не столько из-за выгоды, а по причине своего непомерного гонора. Договор для них не ценнее бумаги, на котором он написан. Любимая забава польских князей – драка за престол, в которой все средства хороши…
Польские войска появились возле селения дайнавов ближе к вечеру. Похоже, они здорово удивились, когда вместо привычного селения язычников – двух-трех десятков хижин, обнесенных хлипким тыном, – перед ними предстала настоящая крепость. И призадумались. Все походило на то, что взять селение дайнавов с ходу не удастся, а значит, нужно настраиваться на длительную осаду. Ятвяги – храбрые и сильные воины, и без боя не сдадутся. Поэтому польское войско разбило лагерь, поставив походные шатры, и кашевары начали готовить ужин.
Старейшины и вайделоты собрались вечером на совет. Вождь Комат был бледным, как полотно, и что-то невнятно бормотал, когда к нему обращались. Создавалось впечатление, что он готов сдаться на милость победителя, чего вайделоты никак не могли допустить. Сдача в плен означала принудительное принятие католической веры, а жрецы хорошо знали, чем это им грозит. Каждый из них готов был без малейшего сомнения и колебания пойти на костер за своих богов, но никто не хотел позорной смерти от вражеских рук. Поэтому совет, который проходил поначалу чинно-благородно, вскоре стал чересчур шумным.
Тогда слово взял Павила:
– Мы будем сражаться! – заявил он резко. – Однако нам нужен военачальник, способный не только защищать веру наших отцов, но и обладающий знаниями Посвященных, а также большим авторитетом. И такой человек есть! Скуманд, выйди в круг!
Юноша повиновался. Внимательно оглядев собравшихся, он встретил враждебный взгляд Комата, но лишь безразлично скользнул по его рыхлому бабьему лицу. А затем сказал:
– Поляки скоро узнают, что такое Пуща. Готов поклясться, что мы победим. Но для этого нужно прекратить любые распри и приказы исполнять беспрекословно.
Старейшины и вайделоты посмотрели на Комата. Вождю очень хотелось возразить Павиле, сказать, что он лично будет руководить войсками, но в глазах уважаемых людей племени, его советчиков, Комат, при всей своей ограниченности, все-таки прочитал, каким должно быть его распоряжение.
– Да будет так, – важно молвил вождь. – С этого дня Скуманд командует войском.
На том и разошлись. Комат удалился в свою избу, где в тоскливом одиночестве начал наливаться пивом, а Скуманд собрал для начала витингов на воинский совет, а затем поговорил с двумя непосвященными жрецами, которые назывались вуршайтами. Несмотря на свой малый авторитет в жреческом сообществе, эти двое обладали удивительной властью над обитателями Пущи. Как это им удавалось, не знал никто, хотя вайделоты хорошо знали природу и даже в какой-то мере понимали лесных зверушек. Но не так, как вуршайты. Эти двое, казалось, знают все звериные языки, что было просто чудом.
Когда наступила ночь, вуршайты через тайный подземный ход покинули селение и растворились в Пуще как призраки. Кроме них из селения вышел еще один дайнав – опытнейший следопыт-разведчик, быстрый на ноги. Его задача была предельно ясной, хотя и очень непростой, – призвать на помощь отряды князя Скумо. Поляков было чересчур много, и Скуманд полагал, что самим справиться с ними будет очень трудно, если вообще возможно.
