Иван Алексеев - Западня для леших
Так и не дождавшись ответа дружинника, царь продолжил свой монолог, уже закипая нешуточным гневом:
– Но еще говорят люди, что смелость ваша и отвага кроется в огненном бое аглицком, вами в заморских странах украденном, и что ежели зелье огненное у вас, не дай Бог, закончится, так разбежитесь вы кто куда с прытью заячьей, бросив на произвол судьбы меня, беззащитного, и придется моим опричникам верным еще и вас, дураков, спасать-выручать. Что скажешь, дубина стоеросовая?
– Как прикажешь, государь, – весело гаркнул Михась, как и все лешие, привычно изображая недотепу.
– Тьфу ты, и впрямь дуб дубом! Беседы с тобой вести – что корову мясом кормить, – зло усмехнулся Иван Васильевич. – А не покажешь ли ты, дружинник, удаль свою пресловутую в борьбе с моими опричниками верными? Конечно же, биться ты будешь без снаряда огнестрельного, коим и ребенок витязя погубить сможет, а одними лишь руками голыми!
– Как прикажешь, государь, – прежним веселым громким голосом ответствовал Михась. – Только…
Он сделал паузу и нахмурился, наморщил лоб и почесал затылок, изображая усиленную мыслительную деятельность.
– Что смутился, молодец? – ядовитым тоном осведомился царь.
– Я, государь, понарошку-то бороться не умею, так как всю жизнь в боях жестоких провел. Не ровен час, еще зашибу кого-нибудь из людей твоих до смерти!
– Ну что ж, – насмешливо произнес Иван Васильевич. – Значит, так тому и быть. Однако ежели и тебя тут до смерти зашибут, то Богу на том свете, чур, не жаловаться на царя-душегуба!
– Как прикажешь, государь, – снова гаркнул Михась и резко поклонился три раза подряд всем корпусом, не сгибая коленей, достав пол тыльными сторонами сцепленных в замок ладоней.
Хорошо было бы еще для разминки покрутить тазом, достать носками сапог вытянутые в сторону поднятые на высоту плеч руки, но тут уже можно и переборщить. Михась ограничился тем, что сделал вращение головой из стороны в сторону и, не поднимая рук, размял плечи круговыми движениями.
По знаку царя из-за стола поднялся невысокий вертлявый малый, больше похожий на записного шутника-смешилку, который есть в любом отряде, чем на лихого бойца. Он улыбался и кривлялся, вихляя всем телом, ожидая привычной одобрительно-веселой реакции своим выходкам, но его маленькие глазки смотрели зло и напряженно. Наверняка и попавшие ему в лапы жертвы он резал с шутками и прибаутками, стараясь укрепить свою репутацию записного забавника и вызвать животный хохот подельников.
Смешилка подошел к трону, поклонился, затем развернулся в сторону Михася, стоявшего в самом начале пустого пространства между столами. Опричник на несколько секунд застыл неподвижно, затем, скорчив рожу, оглушительно завопил-завизжал, задергался всем телом, рванул рубаху на груди, растопырил руки, потрясая скрюченными, как когти, пальцами, делая на расстоянии угрожающие выпады в сторону Михася, двинулся к нему.
Леший усмехнулся про себя. Любая схватка для него была своеобразной шахматной партией, логической, хотя и чрезвычайно быстротечной последовательностью из взаимосвязанных и взаимообусловленных действий своих и противника. Дикие вопли и телодвижения на таком расстоянии могли иметь только одну цель: отвлечь от чего-то происходящего за спиной. Поэтому когда, как он и ожидал, опричник, завопив пуще прежнего, бросился на него с вытянутыми вперед руками, будто бы намереваясь вцепиться ногтями в лицо, Михась ушел в сторону мгновенным разворотом на одной ноге. Еще не закончив пируэт, он увидел то, что и ожидал: прямо за тем местом, где он стоял полсекунды тому назад, расположился на четвереньках карлик в одеянии из разноцветных лоскутков, по-видимому, выползший из-под стола под прикрытием шума, производимого опричником, и ради такого случая снявший колпак с бубенчиками, чтобы невзначай не звякнули. Достаточно было бы легкого толчка со стороны набегавшего опричника, чтобы Михась, перелетев через спину карлика, оказался на полу. Явная подлость была обставлена как невинная шутка, но топтать дружинника, вне всяких сомнений, тут же принялись бы всерьез. Расчет был точный: отступать перед неопасным, явно придуривающимся противником никто не будет, с чувством заведомого превосходства встретит грудью и тут же поплатится.
Но хитроумная задумка, несомненно, являвшаяся многократно проверенной домашней заготовкой, на сей раз себя не оправдала. Руки опричника встретились с пустотой, и он, не успев ничего сообразить, на полном ходу сам споткнулся о стоявшего на четвереньках дружка. В тот момент, когда опричник в падении распластался в воздухе, Михась коротким неуловимым движением рубанул его снизу вверх под кадык «медвежьей лапой» – раскрытой ладонью с согнутыми и плотно прижатыми пальцами. Одновременно толчком второй руки он скорректировал траекторию полета тела, направив его головой в край дубовой столешницы. В наступившей после захлебнувшегося вопля тишине послышался отчетливый и гулкий звук удара черепа о массивный стол. Михась влепил по-прежнему стоявшему на четвереньках карлику незамысловатый, но сильный пинок в зад, точно попав каменно-твердым носком сапога по копчику. Тот, взвыв от боли, перебирая по полу руками, со всей возможной быстротой уполз под стол, волоча парализованные ноги. Карлик наверняка неоднократно урывал и свой кусок человечинки, участвуя в кровавых оргиях. Теперь его профессиональная карьера закончилась: скакать на потеху публике он уже никогда не сможет.
Михась, отвернувшись от уползавшего карлика, молча смотрел на неподвижно лежавшего опричника, из горла которого пока еще раздавалось чуть слышное хрипенье. «Не все тебе над беззащитными людьми издеваться. Кривляться будешь в аду на сковородке, гад!» – с ненавистью подумал леший.
Опричники, кинувшиеся по знаку царя к своему дружку, подняли его на руки, понесли вон из палаты, приговаривая на ходу, что, дескать, отлежится и скоро оклемается. «Как же, ждите!» – зло усмехнулся Михась. Никто из зрителей так и не заметил его молниеносного удара, перебившего гортань противника. Все думали, что смешилка просто треснулся башкой о стол. Дождавшись, когда процессия, уносившая поверженного врага, покинет своеобразную арену, отгороженную пиршественными столами, леший вышел на середину опустевшего пространства, с достоинством поклонился царю и, приняв прежнюю свободную стойку, воззрился на него выжидательно.
Царь выглядел лишь слегка разочарованным. Он, конечно же, надеялся, что недотепа-дружинник попадется на их нехитрую удочку, будет повержен и унижен заведомо несерьезным противником. Однако неудачный конец первого эпизода особо его не насторожил и уж конечно же не смутил. В запасе у государя, как догадывался Михась, имелся богатый арсенал издевательств, последним этапом которых должно было стать нападение всей своры и растерзание жертвы.
