Иван Алексеев - Западня для леших
– Верно, атаман, дороже брата на свете нет ничего! – бесцветным голосом ответил Трофим.
Он повернулся и вышел, до крови закусив губу, до боли сжав побелевшие кулаки. Покинув кабак, Трофим, повесив голову, побрел в отведенную ему избу. Однако по дороге он принял наконец решение, распрямился, расправил плечи и зашагал энергично и пружинисто. Зайдя в свое временное пристанище, он переоделся в чистую рубаху, туго затянул пояс, заткнул за него любимый топор, накинул на плечи темный короткий кафтан. Выйдя во дворик, Трофим прищурился на малиновый закат, всей грудью глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух, бросил ожидавшим его указаний подручным:
– Я – по тайному делу, сопровождать не надо! – И зашагал через огороды по направлению к центру стольного града.
Прочесывание прилегающих к рынку слободок завершалось. Между кольцом облавы и периметром торговой площади оставалось не более двух-трех домов и лабазов. Дымок, стоя на крыльце кабака, в котором располагался оперативный штаб леших, уже мог расслышать отдельные команды, подаваемые начальниками групп прочесывания. На душе у него было неспокойно: облава не дала никаких результатов. В принципе, он этого и ожидал, понимая, что имеет дело с опытным и хорошо подготовившимся врагом. Но не использовать хотя бы малейший шанс, пусть весьма призрачный и сомнительный, он просто не мог. Кроме того, под предлогом облавы Дымок снял бойцов с мелких застав, на которые они были ранее назначены московскими стражницкими начальниками, где риск нападения и неравного боя был весьма велик, и собрал все силы леших в один мощный кулак. Единственная из оставшихся застав, представленная одной лишь боевой тройкой, находилась в городской усадьбе князя Юрия. Но данная застава фактически являлась секретом, располагалась в недоступном для посторонних глаз хорошо укрепленном месте, исключающем возможность внезапного нападения, и имела сигнальные ракеты, запуску которых в случае опасности ничто не могло бы помешать. Даже если предположить, что нападение на двор князя произойдет одновременно со всех сторон, то, подав сигнал, лешие могли бы затвориться в тереме, в котором они без особого труда продержались бы до подхода подмоги.
Такими совершенно логичными рассуждениями Дымок безуспешно пытался подавить в себе безотчетную тревогу, терзавшую его с полудня. Раздавшийся топот копыт, приближающийся с удивительной быстротой, заставил его сердце сжаться. Было очевидно, что всадник мчится бешеным галопом, загоняя коня. Действительно, влетевший на рынок конь, резко осаженный перед крыльцом кабака, завалился назад и рухнул в пыли. Боец, из числа оставленных для охраны усадьбы Ропши, ловко соскочивший с несчастного скакуна, вытянулся перед Дымком.
– Трое наших, охранявших двор князя Юрия, убиты, семья князя вырезана, княжна похищена, – вполголоса доложил он.
Гонец не успел еще окончить доклада, как на рынок влетел еще один всадник и, так же резко осадив хрипящего коня возле Дымка, доложил:
– Княжна предположительно увезена в дом Басмановых, куда направилась дежурная по особой сотне Катерина. Ей нужна подмога!
Дымок был почти готов к таким известиям. Несмотря на молодость, он был уже очень опытным командиром. Все эмоции, подспудно одолевавшие сотника, вмиг улетучились, уступив место холодной профессиональной расчетливости. Он спокойно скомандовал стоявшим рядом вестовым:
– Третий и четвертый десяток моей сотни немедленно снять с облавы, построить здесь (он указал рукой на площадку перед кабаком) при конях в полном вооружении. Пятому и шестому десятку сопровождать особников в усадьбу князя Юрия. Остальным завершить облаву, занять круговую оборону, охранять лабаз с задержанными, пока не кончатся допросы, затем боевой колонной всем двигаться в нашу усадьбу! За меня остается Смоля.
Вестовые тут же помчались передавать соответствующие приказы и разыскивать сотника второй сотни Смолю, непосредственно руководившего облавой и находившегося в одной из групп прочесывания.
Дымок повернулся, чтобы зайти в кабак, сообщить известие и свое решение Кириллу, но дьякон уже стоял в дверях и кивнул сотнику, давая понять, что все слышал и одобряет его действия.
– Направляюсь с двумя десятками к Басмановым, – ровным голосом сообщил Дымок дьякону. – Если княжны там нет, Катерина догадается, как сообщить. Если она в доме, то прорвусь и выведу. Твои особники пусть немедля осмотрят усадьбу князя. Лучше, чтобы ты сам поехал. Крепко же нас зажали! Тут еще и Михась почти на верную смерть пошел…
– Ничего, командир, не впервой, прорвемся! – излишне бодрым тоном ответствовал Кирилл. – Хотя, конечно, плохо, что обороняться вынуждены, а не основную задачу выполнять. Обороной битвы не выиграть! Надеюсь все же, что хоть у Фрола пока все удачно складывается.
Дымок ничего не ответил дьякону, лишь крепко пожал руку. Ему очень важна была поддержка начальника особой сотни, поскольку он опасался, что Кирилл осудит его стремление, бросив отряд, самому мчаться на выручку княжне. На ходу привычно проверяя свое оружие и снаряжение, Дымок направился к выстраивающимся на площади двум десяткам бойцов, которых он должен повести в усадьбу Басмановых, где их уже, возможно, поджидала очередная смертельная западня.
Некоторое время царь, не мигая, смотрел на стоящего перед ним Михася и не произносил ни слова. В мертвой тишине лишь потрескивали многочисленные лампадки, и совершенно не ощущалось присутствие большого числа людей, поневоле затаивших дыхание.
– Здравствуй, молодец, – неожиданно ласковым, даже приторным голосом произнес Иван Васильевич.
– Здравия желаю, государь!
– По всему моему стольному граду ходит молва о геройстве вашем. Дескать, могучие и непобедимые поморские дружинники наконец-то заслон непреодолимый воздвигли на пути воровства и разбоя, с коим сирый и убогий царь с опричниками слабосильными его доселе сладить не мог, – по-прежнему вкрадчиво и мягко молвил государь и уставился на Михася бешеным взглядом слегка выпученных глаз, резко контрастирующим с елейным тоном.
Михась молчал. Он стоял спокойно и свободно, расставив ноги на ширине плеч, как будто находился на борту отчаливающего фрегата и готовился сохранить равновесие, когда судно подхватит океанская волна. На нем были специальные абордажные сапоги с подошвами из акульей шкуры, из которой в приморских странах испокон веку изготавливали наждаки, способные обдирать и полировать не только дерево, но и бронзу. В сапогах с такими подошвами невозможно было поскользнуться ни на мокрой, ходящей ходуном палубе, ни на гладко полированных навощенных досках пиршественной палаты, по которым шуты и скоморохи часто с разбегу далеко катились на заду или на брюхе.
