Николай Бахрошин - Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов
Конечно, сказали бы многие родичи, человек для рода живет. Чего тут непонятного? Так ему предначертано богами, чтобы жить, плодиться, продолжать себя в детях, внуках и правнуках, продолжать свой род от лета до лета. Если не будет этого, кто будет славить богов, кто будет приносить им жертвы и тешить их восхвалениями? Для того боги и создали людей в Яви, чтобы те их тешили, выполняли полю и почитали законы Прави…
Так сказал бы любой из родичей, и мать Мотря, и муж Кутря — они тоже бы подтвердили…
И это все так. Только мало. Чувствовала она, мало ей стало подобных простых ответов. Недостаточно их, не так все просто, как рисуют себе тугодумные родичи. Больше нужно понять, много больше…
Пыталась и не могла. И только чувствовала, что ответ где-то рядом, ходит неторопливо, как ходит на глубине длинноусый сом. Шевелит плавниками, а в руки никак не дается. Видишь его, но смотришь сквозь воду, искажающую взгляд своим течением, и толком не поймешь, где ловить…
Ответ пришел к ней однажды утром. Едва-едва рассвело, златоликий Хорс еще не начал дневной путь по небу, по все вокруг уже ждало его пробуждения. Сельга вышла из избы, вдохнула свежего, бодрящего воздуха с привкусом первых заморозков, и тут ее словно по голове ударило. Так бывает, когда среди ночной тьмы падает с неба огненная стрела Перуна, озаряя вдруг все вокруг, так что становится видно до последней травинки. Мысли, что беспорядочно бродили в голове опарой теста, вдруг стали ясными и прозрачными, выстроившись в черед одна за другой.
Она поняла!
Зачем живет человек в Яви? Для того живет, для того создали его боги, чтобы познать ее всю до донышка! Ибо всеведению богов тоже существуют пределы. Вот и создали они человека, чтобы он эти пределы для них расширил. Потому и живут люди тяжко, сложно, чтобы через эту сложность понять всю извилистую высоту Мирового Древа, постигнуть ее не только умом, но и духом в ней раствориться…
Да, все так! Все правильно! Не раба, глупого и глухого, творил Сварог, Хозяин Огня Небесного, в лице человеческом. Помощника себе творил. Со своим разумом, со своей волей и своими, отличными от других, стремлениями. Потому что только тот, у кого есть разум и воля, может стать богам другом и помощником. А дело человека — понять это, осознать свой путь и следовать ему, что бы вокруг ни случалось…
От этой кристальной ясности ей сразу стало легко и радостно. Словно ноша свалилась с плеч после долгого перехода. Сельга полной грудью вдохнула бодрящий утренний воздух, обвела взглядом еще темную стену леса за частоколом села, которую щедрая, красивая осень уже испятнала желтыми и красными красками. Гуляка-ветер, налетев тихим внезапным порывом, охладил разгоряченные щеки, шевельнул подол, погладил неприбранную волну волос. Показалось, словно прошептал в самые уши: «Молодец, девонька, все так, все истинно…» Значит, боги своими неслышимыми, но всепроникающими голосами ответили ей, одобрили ее мысли…
Сельга покачала в ответ головой, засмеялась тихо и пошла назад в избу, в обжитое тепло, легко ступая босыми ногами по зябкому земляному полу…
Проклятие черных волхвов
Часть 1
НА КРАЮ ЗЕМЕЛЬ
1
Колдун Яремь сидел на корточках посреди поляны и с ненавистью смотрел на пень. Сидел долго, колени уже давно затекли, и спина ощутимо ныла, но вставать ему не хотелось. Встать, пойти — значит признать, что опять ничего не вышло…
Сидел, смотрел. А что делать?
Пень был давним, трухлявым, обломанные края торчали неровными щепками, как проеденные зубы во рту старика. Колдуну казалось, пень скалится над его досадой. В провалившейся сердцевине блестела лужицей тухлая вода, тускло, как слюда, отражавшая лунный свет. Над ней едва различимо кружились мелкие мошки. Точно живой насмешливый глаз на черном старом лице…
Несмотря на древность, пень стоял твердо, цепко держался за землю разлапистым четырехпалым корнем, некогда поднимавшим огромное дерево.
Вроде такой пень, размышлял колдун. А получается — не такой…
Ясно же было начертано на древней доще, вспоминал он, — когда звезда Вечерница выйдет в свой час посередь небосклона, найти в лесу четырехпалый пень, одиноко стоящий на глухой поляне. Это первое. Второе — трижды прочитать тайное заклинание, сначала спереда назад, а потом — сзада наперед столько же раз. В-третьих, три раза перепрыгнуть через оный пень, удариться оземь крепко… И тут же оборотишься волком!
Три раза перепрыгнуть? Удариться оземь? Три-на-десять раз он перепрыгнул через это трухлявое чудище, напрыгался до колотья в боку, как сумасшедшая лягва. Бился оземь и лицом, и телом, и задом, и передом, отбил себе все, что можно отбить. Да еще и рожу расцарапал о случайные ветки, чтоб им гореть негасимым пламенем ксаря Кощея! И что, оборотился? Как бы не так! Даже шерстинки случайной не появилось, клыка единого не прорезалось. Не работает древнее колдовство, хоть в голос вой, хоть рожей пополам тресни…
Непонятно только, в чем причина? Пень не тот? Или древний колдун напутал что-то в начертании заклинания, нацарапанного, вспоминал он теперь, хуже, чем кура лапой скребет? Впрочем, понятно, пень виноват, не оный оказался, решил Яремь. Не мог неизвестный колдун переврать заветное волчье слово. Такие слова огнем выжигаются внутри каждого, их и в беспамятстве не забыть. Значит, пень…
Мелькнула мысль еще раз попробовать поскакать, но натруженное, побитое о Сырую Мать тело запротестовало. Да и звезда Вечерница уже сместилась, уже не посередь небосклона, а сбоку смотрит. Скачи не скачи, больше не будет толку, оправдал себя Яремь.
Выходит, не получилось… В который раз? И не сосчитаешь… Все мог черный волхв Яремь, сам прозванный Черным за лютую, злую силу. Во всем ему помогал Чернобог, владыка Нижнего мира, суровый хозяин всякого Зла в Яви, Не зря во всех родах и селеньях больше глада и мора боялись черных волхвов, его служителей, а его, Яремя, старейшину среди колдунов, — втрое боялись.
Зло в Яви — сильнее, давно уже понял Яремь. Пока белые, верхние боги дремлют в сонной тишине Ирия, нижние, черные никогда не спят. Присылают в мир скверну за скверной, страданиями и кровью насаждают среди людей свою волю. Вот и получается — кто служит им, тот и сам сильнее. Одно не получается у него — превратиться в лютого зверя или, скажем, в быстрокрылую птицу. Ну никак не выходит! А надо бы, сейчас — особенно надо…
Рассматривая пень в тусклом свете луны и звезд, Черный продолжал злиться. Положить, что ли, огненное заклинание на эту корягу, чтоб поразило ее скорым лесным пожаром, в сердцах думал он. Чтоб сгорел так сгорел!
