Молодой Александр - Алекс Роусон
Подобные верования не были такой уж редкостью для того времени. Атлета Феагена с Тасоса называли сыном Геракла, боксера Диагора с Родоса – сыном Гермеса, даже про Платона говорили, что он сын Аполлона. Аристандр в своем сочинении рассказывал, что призрак в облике Аполлона нанес ночной визит к матери Платона[994]. Похоже, похотливые боги не переставали вмешиваться в жизнь смертных. Во что на самом деле верил Александр, установить невозможно, но Плутарх, пожалуй, ближе всех подходит к тому, как царь мог воспринимать эту тему. Говорят, что во время беседы с египетским философом о природе богов Александр высказал свое мнение: «Хотя Бог [Зевс] является отцом всего человечества, он лично создает самых благородных и лучших»[995].
Однако кое-кто из македонской старой гвардии воспринял широко распространявшиеся разговоры о связи Александра с Аммоном как оскорбление Филиппа. Клит Черный выразил недовольство на роковом пиру в Мараканде, обвинив Александра, что он пытается отречься от своего отца[996]. В этом могла быть доля правды: раны от их прежнего раздора, бесчестие Александра и Олимпиады – эта память никогда по-настоящему не отпускала молодого царя, а великие достижения Филиппа отбрасывали тень на всю его жизнь. Но Александр никогда полностью не отказывался от Филиппа. Напротив, как и у Геракла, у него было два отца: один – смертный, другой – бессмертный. И во многих отношениях, когда дело доходило до установления связи с божественным началом, Филипп служил для Александра образцом и эталоном.
Незадолго до его убийства, в 336 году до н. э., статуя Филиппа, восседающего на троне, была установлена среди статуй богов, что подчеркивало их особое родство, сохранившиеся надписи упоминают его имя рядом с именем Зевса. В «новых землях» Македонии Филипп также получал почести, словно божество, от благодарных общин, которые, несомненно, хотели сохранить его благосклонность, и именно здесь берет начало культ правителя[997]. Можно утверждать, что Александр следовал по пути, проложенному его отцом, но делал это по-своему. Он был удостоен таких же почестей в Азии, и, хотя это несколько иная тема, легенды о божественном происхождении повышали его статус в глазах многих современников, а позднее породили споры о том, пришел ли он к мысли, что является живым богом. Так или иначе, Александр установил стандарт для будущих поколений. Его преемники подражали его портретам, некоторые создавали свои собственные мифические предыстории, и культ царей постепенно стал нормой. Это была заря новой эры, хотя феномен «бренда Александра» не удалось повторить никому.
ГЕЛЛЕСПОНТ, МАЙ 334 ГОДА ДО Н. Э.
Они пришли с высокогорий Македонии, окруженных скалистыми пиками, с ее морского побережья и зеленых речных долин, из Фракии, лежавшей к северу до берегов Дуная, и из дебрей лесистой Иллирии. Они пришли из Греции: из Фессалии, Беотии, Аттики и Пелопоннеса, со множества островов, сверкающих, как звезды, в сумеречно-голубых водах Эгейского моря. Среди них были юноши со свежими лицами и закаленные в боях ветераны, отцы, братья, сыновья и незнакомцы, мужчины из деревень, городов и любимых деревенских хуторов; пехотинцы и кавалеристы смешались с копейщиками, разведчиками и вооруженными лучниками. Одни желали славы и грабежа или просто стабильного заработка, другие сплотились под знаменем мести за былые зверства персов. На царские деньги было куплено пять тысяч наемников. Среди них были люди невоенных профессий: инженеры и геодезисты, врачи, жрецы и провидцы, кузнецы и торговцы, а группа интеллектуалов высокой культурой придавала блеск странствующему царскому двору. Все опиралось на безмолвную силу слуг и рабов, выполнявших ту бесконечную черную работу, благодаря которой армия продолжала свой путь. Наконец, там были вьючные мулы, кавалерийские скакуны, жертвенные животные и передвижные источники пищи, которые блеяли, мычали и ржали среди множества различных диалектов своих хозяев-людей. Теперь все они находились под абсолютным командованием своего лидера – Александра. Многие никогда больше не увидят свою родину, в том числе и сам царь. Эта армия не походила ни на одну другую.
Около 35 тысяч человек прибыли в Сест на Геллеспонте (современные Дарданеллы), еще 10 тысяч ждали их в Абидосе, по другую сторону пролива[998]. Антипатр остался управлять Македонией с армией из 12 тысяч пехотинцев и полутора тысяч всадников. Греки предоставили 160 военных кораблей вместе с несколькими грузовыми судами, и теперь они использовались для перевозки людей в Азию, палубы вибрировали под босыми ногами, запахи смолы, соленой морской воды и пота проникали повсюду, матросы кричали друг на друга, как чайки, летящие на ветру[999].
На подготовку похода Александр потратил значительную сумму денег. Он отправился в Азию с провизией всего на 30 дней и с 70 талантами в царской казне. Его долг, по словам морского офицера Онесикрита, составлял 200 талантов[1000]. Плутарх сообщает, что, прежде чем покинуть Македонию, Александр разделил свои доходы с царских земель, раздав их Спутникам. Он «назначил имение одному, деревню другому или доходы от какого-то порта или общины третьему», пишет Плутарх[1001]. Эти дары могли быть компенсацией за ссуды, предоставленные Спутниками, или средством укрепить их верность. Недавно обнаруженная надпись из Калиндои в Ботике, в районе «новых земель», завоеванных Филиппом во время аннексии Халкидики, свидетельствует о том, что зимой 335–334 годов до н. э. Александр передал город и его территорию, включая три деревни, македонянам. Это был стратегически важный регион, расположенный недалеко от главной дороги, идущей с востока на запад, с прекрасными пастбищами для разведения лошадей; очевидно, Александр продолжал политику отца по переселению населения во имя дополнительной безопасности в царстве[1002].
Некоторые из его ближайших друзей, продолжает Плутарх, по-видимому, были обеспокоены тем, что царь раздает большую часть своей земли. Пердикка, полностью оправившийся после ранения в Фивах и готовый к грядущим сражениям, спросил его, что он оставляет себе. Александр ответил: «Мои надежды!» Пердикка вместе с некоторыми другими отказался от выделенного им имущества, заявив: «Хорошо, тогда… те, кто служит с тобой, будут разделять эти надежды»[1003].
Сест был ключевым пунктом на Геллеспонте. С изогнутого песчаного пляжа можно смотреть на Азию, находящуюся всего в полутора километрах. Через этот пролив каждую ночь переплывал Леандр, чтобы добраться до своей возлюбленной Геро, именно здесь во время греко-персидских войн Великий царь Ксеркс соединил два континента с помощью 674 лодок и канатов из папируса и льна[1004]. Затем его бесчисленные войска двинулись на запад тремя отдельными колоннами по трем разным маршрутам через Эгейскую Фракию и далее в Македонию. Переход Александра был символично противоположен. Выйдя из центра своего царства, он пересек местность, которая еще помнила присутствие персов, – гигантский канал, проложенный через перешеек Афонского полуострова, Дориск, на чьих берегах раскинулось когда-то 10-тысячное войско Ксеркса, и множество рек, которые, как говорят легенды, персидская армия выпила до дна. В Сесте Александр воздвиг алтари богам, имевшим особое значение для успеха кампании: Зевсу, на этот раз в облике защитника безопасных высадок, предку Аргеадов Гераклу и Афине, покровительнице панэллинского священного похода[1005]. После того как жертвы были принесены, согласно предзнаменованиям, Александр оставил Пармениона ответственным за организацию погрузки и транспортировки армии, а сам со свитой направился немного дальше вниз по полуострову. Эта земля была связана с другой военной историей, более дорогой для македонского царя.
Святилище и гробница Протесилая находились недалеко от афинской колонии Элея, в роще высоких вязов, у природных источников, в зелени и прохладе, царивших под весенним солнцем. «Великодушный Протесилай», как назвал его Гомер, был первой греческой жертвой Троянской войны, но, поскольку он погиб первым, оставив после себя молодую жену и недостроенный дом, его имя увековечили, и в Элее его почитали как бога[1006]. Александр принес ему жертвы, надеясь, что его собственная высадка на азиатскую землю будет удачнее[1007]. Небольшой македонский флот, состоящий из 60 кораблей разного размера, был готов переправить людей через Геллеспонт. Александр поднялся на борт флагмана и направился к гавани ахейцев на противоположном берегу. Чтобы надежнее обеспечить безопасный переход, он принес быка в жертву Посейдону и Нереидам, на полпути бросив животное в бурные воды вместе с возлияниями из золотой чаши[1008]. Александр сам управлял кораблем, направляя судно к месту назначения, которое представлял себе
