Алла Бегунова - Французская карта
Это оказалось сущей правдой.
В течение плавания на «Элефтерии», длившегося почти две недели, Аржанова, подверженная «морской болезни», и семи дней не питалась греческими блюдами. Она в основном лежала на постели и пила только родниковую воду из большой серебряной фляги. Иногда верная служанка уговаривала Анастасию съесть хоть кусочек сухаря или лепешку с сыром. Расплата за подобную вольность наступала неотвратимо – жестокий приступ рвоты.
Купеческое судно уходило из Эльмаса при солнечной, ясной погоде, с сильным попутным ветром. Однако через трое суток Черное море показало свой переменчивый нрав. Начался шторм с волнением до шести баллов. Потом оно уменьшилось до трех-четырех баллов, но ниже этой отметки не опускалось вплоть до конца путешествия.
Анастасия раз в день выбиралась на верхнюю палубу юта и меланхолически наблюдала знакомую ей картину. Белые барашки на водной поверхности, ветер, со свистом наполняющий паруса, дельфины, играющие перед форштевнем корабля, и фонтаны брызг, когда поляка зарывалась носом в девятый вал, приходящий как будто из-за туманного горизонта.
Только воспоминания утешали ее.
Осенью 1782 года Флора вместе с диверсионно-разведывательной группой плыла от города Кафа до города Гезлеве вдоль южного берега Крыма на флагманском корабле Азовской флотилии «Хотин» под командованием капитана бригадирского ранга Тимофея Гавриловича Козлянинова. Ужасный шторм настиг их при подходе к городу Ялта. Козлянинов увел трехмачтовый парусник в море, и курская дворянка в полной мере испытала на себе прелести «бега по волнам», поднимавшимся на высоту до четырех метров. Но – благодарение Господу Богу! – уцелела и невредимой добралась до Гезлеве, задание секретной канцелярии Ее Величества выполнила. Капитан же бригадирского ранга объяснился ей в любви, сделал предложение руки и сердца.
Когда доблестный русский офицер, богатырь и красавец, говорит тебе такие слова, то это вдохновляет необычайно, придает сил в борьбе с невзгодами, моральными и физическими. Что есть рядом с ним какой-то греческий капитан, обсчитавший своих пассажиров самым наглым образом? Можно ли сравнить боевой корабль Российского императорского флота «Хотин» с купеческим суденышком, меньше его по длине аж на десять метров, с экипажем, набранным из разного сброда, еле-еле справляющимся с канатами и парусами на бурных просторах Черного моря?..
Пузатую «Элефтерию», чьи трюмы под завязку набили деревянными ящиками с металлоизделиями, волны швыряли, как щепку. Ветер давно переменился, и теперь дул «бейдевинд», то есть его порывы ударяли в носовые скулы корабля то справа, то слева. Из-за этого морякам приходилось идти галсами, или, проще говоря, периодически менять направление движения, чтобы поймать ветер в паруса. Скорость при этом падала, а работа для парусной команды увеличивалась. Ставить на фок-мачте, наклоненной вперед под углом 75 градусов, большой треугольный, «латинский», парус Караманлис теперь не осмеливался. Аржанова, которой Козлянинов когда-то преподал азы морского дела, понимала его опасения.
Держась за планширь фальшборта на корме, она обычно 20–30 минут наблюдала за действиями команды, всматривалась в морскую даль, жадно вдыхала свежий воздух и потом снова спускалась в свою каюту. Там было душно, тесно и страшно. Так может страшить человека пребывание во чреве сказочного кита, то ныряющего под воду, то всплывающего из пучины. Невидимые силы, центробежные и центростремительные, словно бы сходясь в одной точке, раскачивали корпус «Элефтерии».
Поляка подвергалась сразу трем видам качки. Первая именовалась бортовой, или боковой. При ней вращательно-колебательные движения судна происходили по поперечной оси, с борта на борт. Второй вид качки назывался килевой, или продольной, с вращательно колебательными движениями судна с носа на корму, с кормы на нос. Еще существовала возникающая при большом волнении и сопутствующая двум первым вертикальная качка…
Пребывание во взбесившемся пространстве, конечно, изнуряло курскую дворянку, но не лишало ее осторожности и внимательности. Например, она знала, что расстояние от Эльмаса до Очакова составляет примерно 650 километров, если двигаться курсом, проложенным по абсолютно прямой линии на северо-восток. Но Караманлис почему-то вел корабль не прямо к пункту назначения, а как бы по дуге, прижимаясь к болгарским берегам.
Взяв из каюты компас, Аржанова не осталась на верхней палубе юта, как обычно, а спустилась по трапу с восемью ступенями вниз, на шканцы, к штурвалу, где в тот момент рядом с рулевым стоял моряк.
– Куда мы плывем, капитан? – спросила она у грека.
– В Очаков, госпожа, – ответил он.
– Какой курс вы держите? – Анастасия достала свой навигационный прибор и, наклонившись над нактоузом с большим судовым компасом, сравнила их показания.
– Норд-ост, госпожа, – Караманлис с изумлением наблюдал за действиями мусульманки в черной чадре.
– Неправда, капитан. Сейчас вы сильно отклонились к норд-весту.
– Откуда вы знаете?
– Ваш судовой компас показывает это, – Анастасия постучала пальцем по стеклу прибора.
– Неужели вы учились в штурманской школе? – за усмешкой грек пытался спрятать свою растерянность.
– Может быть, и училась. Но имеет ли это значение, если вы обманываете меня? Ложь и обман требуют наказания. Или объяснения. Так что вы выбираете?
– Обман обману рознь, – мореход в тревоге оглянулся. К нему с двух сторон приближались слуги необычной пассажирки – здоровенные мужики с пистолетами и кинжалами за поясом. – Признайтесь, вы ведь тоже не турчанка и не татарка.
– Будете говорить? – спросила Аржанова.
– Я все расскажу, госпожа. Только для этого нужна подробная карта Черного моря. Она находится у меня в каюте. Приглашаю вас к себе в гости.
– Хорошо. Но вместе с моими слугами…
Дело в том, что война вовсе не способствует развитию торговли, и в этом Караманлис убедился на собственном опыте.
Примерно десять лет подряд он совершал весьма выгодные с коммерческой точки зрения рейсы между Стамбулом и Гаджи-беем, Очаковым и Суджук-кале, между Стамбулом и крымскими городами Гезлеве, Кафа и Судак. Из Гезлеве грек доставлял в Турцию поваренную соль, добытую в тамошних озерах, из Кафы – овечьи шкуры, воск и знаменитую пшеницу твердых сортов, из Судака – отличное белое и красное виноградное вино в сорокаведерных бочках. Взяв заказ в канцелярии великого визиря, он возил из Стамбула в Гаджи-бей, Очаков и Суджук-кале, где находились крупные османские гарнизоны, снаряжение, вооружение, обмундирование для войск султана, строительные материалы для ремонта и реконструкции фортификационных сооружений.
