Джайлс Кристиан - Ворон. Сыны грома
– Гляди-ка! – крикнул Пенда, указывая на полоску дыма, просвистевшую в воздухе. – Это не стрела!
С неба что-то упало, оставив после себя тающий серый столбик на синем небе. Мы подбежали, и я, к своему удивлению, увидел, что это птичка. Вокруг нас, в траве, всюду лежали обгорелые тельца ее пернатых собратьев. Я поднял один из трупиков за лапки, и мы, все трое, кашляя, в недоумении уставились на него. Кто-то привязал к птице клочок меха, который уже обуглился, но продолжал тлеть: его смазали воском, а затем подожгли.
– Чтобы наловить столько, им, верно, понадобилась сеть или Один знает что еще, – сказал я, кивком указав на лес за крепостным рвом.
Птиц, принесших в город огонь, было множество – наверное, сотни. Сигурд знал: они полетят в свои гнезда, устроенные под крышами франкских домов, которые теперь полыхали.
– В это никто не поверит, – сказал Пенда, качая головой. – Мне и самому не верится.
Огонь уже охватил четверть города, и солдаты императора суетились, стараясь спасти остальное. Теперь им не было дела до нашего побега.
– Идемте, – сказал Брам, когда я отбросил обгорелое птичье тельце. – Скоро за нами пошлют погоню.
Мы побежали на крик грачей, зная, что там, среди ясеней, на краю леса, ждет Сигурд.
Глава 26
Сигурд ждал нас в роще вместе с Флоки Черным и двадцатью другими викингами, снаряженными для боя. Когда мы встретились, их бороды разомкнулись в улыбке.
– Не прав я был, когда сказал, будто из вас двоих выходят хорошие рабы Христовы, – рассмеялся Халльдор, позабавленный нашим плачевным видом.
– Проголодался, парень? – спросил Сигурд, вытаскивая из мешка краюху хлеба и протягивая ее мне.
Я отломил себе кусок, а остальное отдал Пенде. В глазах ярла блеснул огонек, которого я не видел у него после хольмганга. Я подумал, что он радуется тому, какой затейливый узор сложился из его замысла.
– Ты пахнешь хуже, чем дерьмо тролля, – рассмеялся Сигурд, сделав шаг назад.
– Не поверишь, – ответил я, – но франки не пригласили нас в свои горячие купальни, о которых мы наслышаны. Злобные поганцы!
Внезапно я стал ощущать, как меня кусают блохи, ползающие под перепачканной сутаной. Я огляделся, ища взглядом Кинетрит. Конечно, ее не было, ведь дело могло дойти до боя. Да я и не хотел, чтобы она увидала меня таким грязным.
– Сейчас, Ворон, они и сами не станут тратить воду на мытье. До чистоты ли, когда зад горит! – удовлетворенно произнес Сигурд и, воткнув копье в землю, устланную опавшими листьями и хворостом, развернулся, чтобы зашагать прочь, но вдруг заметил, что некоторые его люди насторожились от треска сучьев.
Сигурд замер. Мы приготовились драться.
– Всё в порядке, – крикнул я. – Это датчане. Они бежали вместе с нами. – Из-за деревьев показались наши товарищи по заключению. Их худые лица выражали страх. Похожие на загнанных зверей, они не знали, подойти ли им ближе или броситься обратно в лес. Я сказал: – Они помогли нам, Сигурд. А их ярл умер и сгнил. – Пока Сигурд изучал взглядом датчан, казавшихся бородатыми скелетами в рубище, остальные норвежцы смотрели на него, ожидая приказа. – Эти люди пойдут за тобой, господин, – прибавил я. – И они храбры. Слабый не выжил бы в той тюрьме.
– Пойдут за мной? – произнес Сигурд, почесывая золотую бороду. – Да они еле держатся на ногах, Ворон. Ползти по берегу ручья – и то едва ли им под силу.
Тем временем подоспели другие датчане. Теперь их было не меньше двух десятков. Почти все они тяжело дышали, некоторые в изнеможении согнулись пополам. Руки их оставались скованными. Сигурд взял мешок с едой, шагнул навстречу датчанам и бросил его ближайшему из них. Потом ярл повернулся, чтобы продолжить путь, а вместе с ним повернулись и все его люди.
– Они могут следовать за нами, Ворон, – сказал он. – Но если к рассвету их не будет на пристани, пускай достаются франкам.
Мы, широко шагая, устремились вперед, а датчане кое-как поплелись следом. Когда мы добрались до реки, было еще темно. Не в силах дольше ждать, я спросил о Кинетрит. Оказалось, Флоки Черный и Халльдор наблюдали за нами из леса и видели всадников в синих плащах, несшихся по лугу с горящими головнями. Франков было слишком много, и потому викинги не могли выйти из укрытия. Наконец они нашли обессиленного Эгфрита под вязом. Рядом лежала Кинетрит. Зная, что нам с Пендой помочь нельзя, Флоки и его двоюродный брат доставили монаха и девушку на корабль.
Сейчас Эгфрит ухаживал за Кинетрит в шалаше, построенном на корме «Змея». Улаф тихо сказал мне, что ум девушки как будто бы блуждает впотьмах, и монах пытается выманить его на свет.
– Я пойду к ней, Дядя, – сказал я, все еще дрожа от усталости.
Улаф положил свою ручищу мне на плечо.
– Не тревожь ее, Ворон. Пускай монах о ней позаботится. Такие, как мы, ей сейчас не нужны. Лучше отдохни, парень.
Я кивнул: у меня не осталось сил спорить. Мы с Пендой и даже Брам были совершенно вымотаны, и потому, переодевшись в свое платье, рухнули на шкуры. Нам дали по пригоршне мяса и по бурдюку пива. На случай нападения франков выставили часовых, «Змея» и «Фьорд-Эльк» подготовили к бою. Однако оранжевое свечение на востоке говорило о том, что у императорских солдат есть другие заботы.
Сигурд ошибся, решив, будто датчане не в силах ходить. К рассвету не меньше шестидесяти из них добрались до пристани. Казалось, они пришли на зов самой реки: их истерзанные души вырвались из царства Хели, заслышав шум воды, сулящий жизнь и свободу. Увидав такую силу воли, люди Сигурда из собственных запасов сытно накормили и хорошо одели датчан, а также помогли им освободиться от оков.
– Много ли оказалось таких, кто не смог дойти? – произнес я, подумав об узниках, которые теперь коченели в темном лесу между пристанью и городом, сраженные раневой горячкой или голодом (эти убийцы ничуть не милосердней франкийской стали).
– Они возвратились к жизни благодаря тебе и Сигурду, – ответил Пенда, потирая следы, оставленные на запястьях кандалами.
– Если б не Сигурд, мы бы тоже сейчас гнили, – сказал я, подумав о том, какую невероятную хитрость проявил наш ярл, использовав пернатых для поджога: более ловкого замысла я еще не видывал, хотя поймать так много птиц и привязать к ним кусочки меха было, надо полагать, непросто.
На рассвете начался дождь. Коричневатый дым, висевший на востоке, сливался с низким серым облаком, пришедшим с севера и принесшим с собой влагу. Огонь на соломенных крышах, вероятно, уже догорал, однако новые угли алели в сердцах франков, грозя новым пожаром – пожаром мести.
Многие из кораблей, стоявших на пристани, ушли: их капитанам не нравилось соседство с воинами, хотя ни викинги, ни англичане никому не мешали заниматься своим делом. Теперь же, когда по приказу Сигурда Свейн огромным топором срубил крест на носу «Змея», последние франкские суда снялись с якорей и ускользнули вниз по реке. Датчане готовили к отплытию свои корабли, которые, хотя и уступали нашим, были вполне хороши для плавания по морю. В их изящных очертаниях и в резьбе на носах чувствовалась рука мастера-язычника. Человека, который стал для бывших узников кем-то вроде вожака, звали Рольфом. Под его наблюдением датчане проверили балласт, руль, заделку швов, паруса и лини, чтобы, несмотря на раны и истощение, суметь отплыть вовремя.
