Валерий Большаков - Магистр
Она потянулась руками за его шею, Сухов уже собрался поцеловать жену, но та всего лишь набросила ему на голову капюшон-куколь, скрывавший лицо в тени.
– Ну, всё, пошли!
– К монашкам?
– Обойдёшься! Надо нам добраться до Пинция. Там, в Садах Саллюстия, нас ждут.
– Ага. Ну, до Пинция так до Пинция. Потопали. И они потопали.
Вся северная часть Рима, примыкающая к стенам Аврелиана, была холмиста и со времён Империи засаживалась деревьями. Холм Пинций так и назывался – Холм Садов. Его восточные склоны и северный край Квиринала занимали Сады Саллюстия. Некогда они имели форму обширного овала и были ограждены решётками, но с тех пор минули века – ограды растащили, а платаны, дубы, мирты, кипарисы, пинии разрослись так, что ухоженный парк превратился в настоящий лес.
Пройдя Длинной улицей, Олег с Еленой свернули к зарослям. Крайние дома, стоявшие здесь когда-то, представляли собой многоэтажки-инсулы. Стоило сгореть их балкам и перекрытиям, как стены рухнули, потеряв опору. Остались от инсул оплывшие валы и холмики, заросшие травой. А дальше шумела каштановая роща.
И на Длинной-то улице было малолюдно, а уж здесь и вовсе простирались пустыри – ни души.
Поплутав, парочка вышла к монументальным воротам, ведущим в Сады Саллюстия. Ажурные кованые решётки давным-давно уж не висели между стройных колонн, а сами колонны были оплетены лозами винограда толщиной в руку. Ступени лестницы покрылись толстым слоем почвы, колючий кустарник поднялся в рост человека – гуляющих не находилось, а садовники повывелись.
Продравшись через молодую поросль, Олег выбрался на старинную алеею. Когда-то её обрамляли колонны, несущие своды портика, теперь же почти все они были повалены, как деревья в бурю, и лежали вдоль и поперёк, распавшись на барабаны, врастая в землю, покрываясь шапочками мха.
– Как грустно… – выговорила Елена. – Идёшь, будто по мёртвому городу, покинутому жителями…
– Рима больше нет, Алёнка. А куда идти-то?
Обойдя круглый храм с проваленным куполом, сквозь который пробивался кипарис, Елена вывела мужа к купальне на берегу ручья, ранее соединявшего каскад неглубоких прудов. Теперь пруды заилились и пересохли, лишь на берегу ручья чавкала под ногами грязь.
Треснула ветка под неосторожной ногой. Олег напрягся и тут же расслабился, узнавая в выходящем из-за угла купальни человеке Котяна.
– Кого я видат! – заорал печенег, бросаясь к магистру. – Здорово!
– Привет… Не ори, не дома. И дома не ори.
– А-а! – отмахнулся бек. – Тут вокруг как вымерло всё!
Ещё трое парней показались из леса на той стороне ручья.
– Знакомься! Тарвел. Органа. Куверт.
Булгары перешли ручей по бревну и по очереди пожали магистру руку.
– Прошу! – сказал Котян, приглашая всю честную компанию в купальню.
Как ни странно, внутри всё оказалось цело, даже мраморные скамьи в нишах вокруг бассейна, полного опавшей листвы. Олег с Еленой заняли одну скамью, булгары – другую, а Котян устроился на краю бассейна.
– Вопрос, как я понимаю, прост, – прокряхтел бек: – Куды бечь?
– Именно, – кивнул Олег. – За этими садами находятся Номентанские и Соляные ворота… Интересовались уже?
– Хаживали мы туда, хаживали, – покивал Котян. – Вот, Органа к Соляным прогулялся.
Органа кивнул.
– Не пройти, – сказал он. – Стража на обеих башнях и у ворот, проверяют каждого. Пропускают не всех, хоть туда, хоть оттуда, – уже две толпы скопилось, снаружи и внутри.
– А если через стену? – предложила несмело Елена.
– Да там высота локтей тридцать! – хмыкнул печенег.
– Тридцать два, – поправил Сухов.
– Не перемахнешь… – вздохнул Органа.
– Не перелезешь… – затянул Тарвел.
– Не одолеешь, – подвёл черту Куверт.
– Можно попробовать ночью, – медленно проговорил Сухов, – на лодке по Тибру. Если они, конечно, цепь не навесили… Ладно, разберёмся. Вы мне лучше вот что скажите: лишний меч найдётся? А то я без оружия, как без штанов!
– Найдём! – кивнул печенег. – У нас их целая связка.
– Пошли, покажешь, – поднялся Олег. Встав, он усмехнулся: – А насчёт того, куды бечь… Вы не забывайте, что в Остии стоит семь наших лодий, а на них человек шестьсот здоровущих верзил! А варяги своих не бросают. Пошли, Котян.
И они пошли.
Глава 18,
в которой варяги выступают все за одного
– Мы что, так и будем сидеть? – нервно спросил Пончик. Вскочив, он забегал от мачты до скамьи, занятой хмурым Инегельдом. – Олега, может, убивают вот в эту самую минуту, а мы тут сидим, рассусоливаем! Угу…
– Не мельтеши, – пробурчал князь, – и без тебя тошно.
Александр сделал глубокий вдох, но это не принесло спокойствия. Олег остался прикрывать их уход – и не вернулся. Уже вторые сутки прошли, а его всё нет и нет! И что тут прикажете думать? А вдруг и вправду убили? Ох, не дай бог… Это был его вечный страх – остаться в прошлом одному. Ужас невыразимый! Расстаться с другом – одно, потерять его навсегда – совсем, совсем другое. Расставание предполагает встречу, в крайнем случае – поиски, но, если Олег встретит свою смерть, что тогда? Магистру-то хорошо, у него есть зоста-патрикия, а протоспафарию как быть?
Пончик обвёл глазами причалы Остии, по которым шатались неясные личности – бледные тени в лунном свете, словно призраки. Лодьи стояли в старинной гавани Траяна, сооружённой в форме шестиугольника. Со времён Траяновых порт его имени здорово занесло илом, кое-где даже островки поднялись, травою поросли. Корабли варягов проходили по мелкой воде и причаливали у древнего склада зерна, чиркая по липкому дну килями. Какой-нибудь дромон давно завяз бы тут, а вот лодьи славились малой осадкой, позволявшей им подниматься по рекам и грабить тот же Париж или Лондон.
Зернохранилище потрясало своими объемами и высотой – пятиэтажка будет ниже. Когда-то в гавани Траяна разгружались гигантские ситагоги, доставлявшие хлеб из Египта – чуть ли не двести тысяч пудов за ходку! Те времена прошли безвозвратно, а склад остался. «Господи, о чём он только думает?» – вздохнул Пончик.
– Кончай вздыхать, – тоскливо сказал Инегельд. – Сейчас Ивор со Свеном вернутся и всё расскажут.
– Да я понимаю… – пробормотал Александр.
Он с неприязнью глянул в сторону кормового шатра, где безвылазно просиживал король Италии Гуго Арльский. Король то спал, то жрал, то поднимал крышку заветного сундука и любовно перебирал золотые номисмы.
– Ага! – оживился Боевой Клык. – Кабыть, возвращаются!
Пончик встрепенулся, заоглядывался. Точно – две фигуры, стройная и огромная, возникли за углом зернохранилища, замелькали между колонн.
