Алексей Иванов - Тобол. Много званых
Бригитта помнила, как изумилась тогда своей природе: вместо горя её охватило ожесточение. Она хотела любви, а муж увёз её в чужую страну и в чужой город, оставил одну на два года и затем вдруг погиб – бессмысленно и бездарно. А недотёпа Линдстрём не понял, что творится в душе Бригитты. Он забрал юную вдову друга с собой в Нарву, где служил в гарнизоне под командованием барона Горна. Вскоре Юхан и Бригитта повенчались.
Через полгода враги окружили Нарву. Корпус генерала Шлиппенбаха не смог пробиться к осаждённым. Армия царя Петра двинулись на приступ. Бригитта слышала чудовищный рёв взрывов, когда штурмующие взламывали бастионы Гонор и Виктория, но то, что случилось дальше, было ещё ужаснее. Русские захватили город. Они убивали всех подряд направо и налево. Четыре распалённых солдата забежали в дом, где жила Бригитта, закололи хозяйку с детьми, обнаружили Бригитту на чердаке и вместе изнасиловали. Потом кто-то говорил Бригитте, что царь Пётр сам рубил на улицах Нарвы мародёров и насильников, но тогда Бригитту никто не спас – ни царь, ни король, ни муж.
Она попала в плен. В лагере её отыскал Линдстрём – он уцелел, успев бросить шпагу под ноги русскому офицеру. Но муж потерял для Бригитты всякое значение. Она его уже не уважала, просто в плену при нём было легче. Пленных перегнали в Москву, из Москвы – в Казань. Тогда шведов в русской неволе было ещё немного. В Казани Бригитта завела любовника – секретаря в комиссии по делам пленных. Этот толстый бородатый дядька боялся жены и начальства, но всё же устроил Бригитту на жительство к купцу, чтобы она могла подрабатывать в лавке, и определил Линдстрёма в работы на верфь.
И теперь Бригитта уже не надеялась на мужчин. Они слабы. Они умеют лишь отнимать у тех, кто слабее; если же и дарят что-то, то краденое. Нужен ли ей штык-юнкер Ренат, если ему нечего ей подарить? И нужна ли ему она, если у неё нечего отнять? Однако Бригитта ощущала тёмную тягу желания Рената, эта сила тревожила её и заставляла отзываться против воли. А вдруг офицер Юхан Густав Ренат окажется тем, кого она так и не дождалась?
Белые ночи с их жемчужным, обволакивающим светом уже миновали, но тьма была пока ещё не настоящая – синяя, прозрачная, чуткая. В ней всё почернело – деревья, строения, люди, холмы, но ничего не исчезло. Ренат и Бригитта убегали от балагана и спящего Цимса по взрытому дну канала, по ложу Прорвы. Лощину затопил туман, приплывший с Тобола, и на краю раскопа в сизой мгле тлели размытые пятна костров. Отдалённо и глухо звучали голоса тех, кто там ещё не спал, засидевшись за выпивкой. Ренат тянул Бригитту за руку, и Бригитте казалось, что она опять стала девочкой из Сконе, которая гуляет в буковой роще Бэкаскуга с корнетом Матиасом. Щенок Юсси прыгал за хозяйкой, как лягушка, и Бригитта шептала ему:
– Юсси, ты куда? Иди обратно! Чего тебе с нами надо?
Они взобрались на плотину, а с неё – на Темир-бугор. Сверху была видна тайга: белые, мягкие, чуть дымящиеся реки извивались вокруг во все стороны и ветвились, обтекая угольно-мохнатые острова. Подтаявшая луна скользила за мохнатыми вершинами сосен, стоящих на Темир-бугре. Но Ренат и Бригитта никуда не смотрели. Ренат сбросил с головы Бригитты чепец и потащил вверх её платье – голое женское тело словно посыпалось из мешка: колени, живот, груди, плечи. Ренат уложил Бригитту в траву и сразу накрыл собою, будто лодка въехала в устье ручья. Юсси скакал и потявкивал, не понимая, что делают люди, а потом схватил зубами платье хозяйки и потащил за ёлочки, как добычу. Ренат руками загребал Бригитту под себя и целовал, а Бригитта выгибалась и отворачивалась, чтобы не задохнуться.
Потом они просто лежали в голубом папоротнике и глядели в далёкое небо. Звёзды вчетверо увеличились в размерах, словно взорвались, выстрелив крестами длинных лучей, но призрачная взрывная волна не шевельнула на земле и травинки. Беглый звёздный огонь пылал беззвучной канонадой. Незримая рука великого астронома чертила огромные дуги по огромной сфере, вонзив иглу блещущего циркуля в точку фокуса, а синусы и тангенсы небесных исчислений бестелесно проницали друг друга острыми углами, измеряя мерцающие радианты рассеивания. Вся эта небесная баллистика рассыпалась бы на рикошеты, но её удерживали строгие таблицы созвездий.
Ренат с трудом поднялся на ноги и натянул штаны. Бригитта тоже поднялась и медленно пошла босиком по вершине холма, отводя с лица упавшие волосы. Ренат снова сел, привалившись спиной к стволу сосны.
– Юсси, чертёнок! – негромко звала Бригитта. – Где моё платье?
– Оно здесь, – сказал Ренат.
Бригитта вернулась к Ренату.
– Где?
– Я соврал, Гита. Я хотел видеть, как ты подходишь ко мне.
Бригитта опустилась на землю, легла на спину и положила голову на колени Рената.
– Смотри, сколько хочешь, Хансли, – сказала она.
Глава 12
Течение великих рек
Дощаник Филофея по дуге подходил к берегу Певлора. Дружно выдыхая, гребцы – служилые, казаки и монахи – налегали на вёсла, и при каждом толчке лопастей из-под носового отвала судна слева, урча, выползала пена. Лёгкий ветерок на просторе обрёл осязаемую плотность, выдувал парус и кренил дощаник на правый борт. Служилый десятник Кирьян Кондауров стоял под мачтой-щеглой и рывками вытягивал снасть, закреплённую за правый конец рели с парусом; Кирьян перехватывал верёвку за навязанные для удобства узлы, и реля задиралась, сокращая площадь паруса. Новицкий обеими руками упирался в рукоять руля, и от напора течения на рулевое перо потрескивали вбитые в брусья кованые крючья-сопцы.
– А здесь остяки нас не встречают, – задумчиво сказал отец Варнава.
Варнава и Филофей стояли у борта и смотрели на Певлор. Там среди чумов и моховых крыш мелькали люди, курился дым чувалов, лаяли собаки.
– Поживём – увидим, – ответил Филофей.
Дощаник был снаряжён как и в прошлом году; на борту с владыкой плыли пятеро монахов из Знаменской обители, пятеро служилых Кондаурова и четверо казаков Новицкого. Судно прошло долгий путь от Тобольска, и почти везде остяки выходили на реку на лодках-обласах, радостно кричали, окружали дощаник и сопровождали святителя к своим селениям. Филофей был прав: миновал год без идолов, и теперь инородцы уже сами желали крещения. Но, видно, не в Певлоре. Здесь, на землях древнего остяцкого княжества Кода, всегда было всё непросто.
Дощаник грузно выехал носом на отмель и встал, а волна покатилась на песчаный приплёсок. За травяной кромкой берега звучал собачий лай, но ни один человек на берегу не появился. Лишь перевёрнутые обласы и калданки, сушила с сетями и разный плавучий мусор, выброшенный Обью.
