Алан Берджесс - Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха
Первые шесть человек выстроились в ряд. По команде, с автоматами наготове, они ринулись к лестнице. Защитники несомненно слышали топот их сапог по ступеням. Эсэсовцы были встречены прицельным огнем из четырех пулеметов. С криками они упали лицом в воду.
Используя тот же прием, с помощью которого они одержали верх над Яном, Опалкой и Шварцем, вторая волна солдат сразу бросилась в атаку, но лежащие на ступенях тела сдерживали их продвижение. Они тоже были сразу убиты.
Мокрые, грязные, близкие к изнеможению, с боеприпасами на исходе, четверо защитников ждали следующей атаки.
Они защищали свои позиции уже около шести часов против всех действий целого полка отборных эсэсовцев. Они нанесли им существенный урон. Лестница была завалена телами убитых, ступени были скользкими от их крови, и постепенно поднимающаяся черная вода, покрывая ступени, окрашивалась в алый цвет.
Следующим шагом была установка в церкви пулемета, который мог обстреливать каменные ступени в склепе. Он не причинил им вреда. Пули не могли больше отскакивать рикошетом от каменных плит, они просто безвредно взбивали воду.
Нацисты дали длинную очередь из пулемета, потом резко прекратили стрельбу, и два черных объекта начали быстро спускаться по лестнице. Но Валчик и Йозеф, должно быть, были готовы к такому случаю. В них полетели гранаты, после сильного взрыва которых от стен и от потолка отскакивали брызги воды и шипящие куски металла. Защитники были невредимы. С поднятыми головами они были готовы встретить новую атаку.
Стреляя на ходу, солдаты снова ринулись вниз по лестнице. Им не откажешь в храбрости — недоставало только ума. Многие погибли под огнем четырех пулеметов на верху лестницы, некоторые нырнули почти вниз головой и на четвереньках выкарабкивались из потопа, с перекошенными лицами, открывая и закрывая рот, как вылезшие из воды странные рыбы. Они падали вперед лицом вниз, сраженные точными выстрелами защитников.
Но защитники теперь стреляли из револьверов. Даже с его места в церкви священнику Петреку это было слышно. Это могло означать только то, что у них кончились боеприпасы для пулеметов Стена. Могло быть, правда, и так, что они хотят заманить побольше нацистских солдат в смертельную ловушку.
Внизу в склепе эти четверо должны были понимать, что сражение идет к концу. Боеприпасы вышли. При наличии у них всего только нескольких револьверных патронов конец должен быть недалек.
Они дрались изо всех сил. Сражаясь до последнего патрона, они будут неминуемо захвачены. Это было немыслимо. Стать живыми трофеями немцев после всего того, что они испытали, было бы таким унижением, о котором они не могли и думать, которое они не могли вынести. И они принесли свою последнюю жертву.
Немцы содрогнулись в церкви, услышав четыре одиночных выстрела, прозвучавших один за другим, громко отозвавшихся в камере склепа.
Так погиб Грубы. Погиб Бублик. Так погиб Валчик, упав на опору. Каждый застрелился сам, аккуратно в висок, из собственного револьвера. Йозеф лежал вниз лицом в гробнице, которую он выбрал сам. Его голова и плечи выступали из нее, кровь тихо капала в черную воду, накачанную из старой реки, которая так плавно протекала через город. Она смешивалась с кровью Валчика, плавающего в воде лицом вниз, и с кровью убитых немцев, кучей лежащих на ступенях.
Даже в самых далеких снах не могли предвидеть древние монахи сцену, которая разворачивалась теперь в тишине их склепа. Слышался только звук падающей воды, льющейся через вентиляционное отверстие. Монахи построили место захоронения с тем, чтобы тела их братьев неспешно превращались в прах с миром и достоинством.
Наверно, в эту минуту в гробнице присутствовали и мир и достоинство. Хватало, конечно, и жуткого ужаса. Много смелых людей погибло там по причинам, которые они считали стоящими этого. И, может быть, древние монахи могли увидеть определенное благородство цели в этом мрачном застывшем шествии смерти в бою. На протяжении веков люди часто избирали подобный прыжок в вечность в качестве своего последнего вклада в жизнь.
Стрельба стихла. Каким-то образом все в церкви поняли, что бой окончен. Напряжение спало, все почувствовали облегчение. На лицах не было усмешек. Не было слышно громких криков. Трусливое занятие убийством, пытками и бесчестьем умерших приносит удовольствие сравнительно небольшому числу людей любой национальности.
Насосы были отключены, черная вода успокоилась и ровно блестела на дне склепа. Глубина ее была чуть больше полуметра. Пожарники свернули свои шланги, убрали их обратно в машины и с тяжелым сердцем молча поехали обратно к себе.
Госсекретарь Карл Франк осторожно двинулся вперед — осмотреть церковь. Немецкий офицер, с пистолетом Люгера в руке, медленно спустился по лестнице в склеп, останавливаясь на каждой ступеньке. Он оглядел кровавую сцену. Медленно пробрался по окровавленной воде к дальнему концу склепа и обратно. Перешагивая через тела, поднялся обратно вверх по лестнице. Лицо его было мрачным. Он доложил, что госсекретарь Франк может осмотреть склеп — опасности нет. Всякое сопротивление ликвидировано. За дело могут браться палачи.
Они вытащили четыре тела и положили их на тротуар рядом с Опалкой. Привезли обратно из больницы Шварца и Яна Кубиша и положили рядом с ними. Семь человек, так храбро сражавшихся с самого рассвета, были выставлены на всеобщее обозрение.
Потом привезли Карела Чурду и Ату Моравеца, чтобы опознать их. И Чурда сказал:
— Да, это все парашютисты. Больше нет.
Яна Кубиша положили рядом с Йозефом Габчиком так, что их руки почти соприкасались. Тротуар под их телами был теплым, и солнце грело их холодные лица. Неподалеку спокойно бежала река — на расстоянии крика от того места, где они лежали, — и Старый Город, знавший много доблестных сынов, дремал под солнцем. Начался новый июньский день.
Эпилог
Анна Малинова была арестована одной из первых в том потоке мести, который хлынул вслед за гибелью парашютистов. По свидетельству очевидцев, она стойко и мужественно выносила выпавшие на ее долю испытания. Ее душа как будто умерла, когда Пражское радио напыщенным голосом с восторгом сообщило, что все террористы, совершившие покушение на генерала СС Гейдриха, обнаружены в одной из церквей и безжалостно уничтожены.
Ее сердце и разум впали в оцепенение еще задолго до ареста. Она плакала от их жестокости. Плакала, потому что была женщиной. Но, когда в подвале Банка Печека ей предъявили голову Яна Кубиша, заспиртованную в стеклянной банке, то даже эти страшные останки человека, которого она так любила, уже не могли ее сокрушить, ибо она перешла предел крушения. Она пережила короткую весну счастья, и никакая суровая зима нацистского гнева не могла лишить ее памяти об этой весне.
