Мишель Зевако - Последняя схватка
Из всего, что она сказала, Пардальян усвоил только одно: герцог вот-вот появится в доме.
— Это так сразу не объяснишь! — воскликнул шевалье.
И, вкладывая в свои слова всю силу убеждения, он взмолился:
— Ради Бога, пропустите нас, Виолетта!.. Может быть, еще не поздно!..
Но женщина прекрасно знала, что он никогда не позволит себе поднять на нее руку. И не сдвинулась с места. Встряхнув головкой в золотом ореоле дивных волос, она устремила на Пардальяна лучистый взгляд и тихо сказала прерывающимся от волнения голосом:
— Знаете, я начинаю подозревать, что вы стремитесь уйти, потому что дом этот принадлежит моему супругу… а вы хотите избежать встречи с ним, не так ли?
Отчаявшийся Пардальян бессильно опустил руки. Ему осталось только горько упрекнуть ее:
— Ах, Виолетта, значит, вы желаете мне погибели!..
— Да как вы можете говорить такое! — простонала герцогиня. — Разве вы не знаете, Пардальян, что ради вас я готова пожертвовать жизнью, за вас я отдам всю свою кровь до последней капли!
— Об этом я не прошу! Умоляю вас лишь об одном: разрешите нам пройти! — начал терять терпение Пардальян.
Женщина снова устремила на него вопрошающий взгляд, стараясь понять, что же так смущало шевалье. Но ничего нельзя было прочесть на непроницаемом лице Пардальяна. Впрочем, Виолетта уже догадывалась, в чем дело. И хотела убедиться, справедливы ли ее подозрения. Отступив в сторону, она грустно сказала:
— Пожалуйста. Только поздно: герцог идет сюда. Слышите?
Пардальян уже держался за ручку двери. Но последние слова Виолетты заставили его замереть на месте. Шевалье прислушался — и узнал голос герцога, который поднимался по лестнице, громко разговаривая с дочерью. Раздосадованный Пардальян чертыхнулся:
— А, проклятье!
Он невольно отступил на два шага и обвел комнату горящим взглядом, выискивая, куда бы податься, чтобы не столкнуться с герцогом и не попасть в руки Кончини. Уйти можно было только через окно или через дверь. Шевалье вложил шпагу в ножны, скрестил руки на груди и нервно рассмеялся:
— Черт побери, как же мне сегодня не везет!
Расстроенная герцогиня не спускала с него глаз. Теперь у нее не осталось никаких сомнений. Она подошла к Пардальяну, взяла его под руку и, сдерживая рыдания, тихо сказала:
— Значит, я не ошиблась: вы не хотите встречаться с моим супругом! О Господи! Вы избегаете герцога, словно он — ваш злобный недруг.
— Да, это так! — признался Пардальян. Удрученно пожав плечами, он объяснил: — Я не хотел огорчать вас, бедная моя Виолетта. Так вот, мы с герцогом теперь — смертельные враги.
Гримаса боли исказила тонкие черты ее нежного лица. Она сильно побледнела, потрясенная этим известием, хоть и сама уже догадалась обо всем. Пардальян взял ее за руки, нежно пожал их и тихо заметил:
— Уверяю вас, Виолетта, что не я тому виной.
— Увы! — грустно сказала женщина. — Я понимаю, что вас не в чем упрекнуть! Но Карл, как он мог?..
Она выпрямилась, и глаза ее сверкнули:
— Нет, не может быть!.. Это какое-то страшное недоразумение!.. Вы, верно, ошибаетесь… Карл Ангулемский всем обязан шевалье де Пардальяну, он не может быть вашим врагом!
Как трогательна была ее наивная вера в обожаемого супруга! Женщина не знала о неблагодарности герцога и его нынешнем отношении к Пардальяну. Шевалье пожал плечами и сказал с насмешливой улыбкой:
— Вы говорите о прошлом, которое свято храните в своей памяти. А муж ваш живет лишь настоящим. Так вот, поскольку теперь я мешаю осуществлению планов герцога, ему просто необходимо устранить со своего пути столь досадное препятствие. И раз уж я сам так глупо попался сейчас ему в руки, он не упустит удобного случая и расправится со мной.
— Нет, я никогда не поверю, что Карл способен на такую черную неблагодарность! — вскричала Виолетта.
Пардальян вспомнил, как Фауста бросила его в каменный мешок, а герцог даже не вмешался, да и потом ничего не сделал, чтобы вызволить шевалье оттуда. Он скептически улыбнулся и тихо заметил:
— Ну, может, ему будет немного неловко!..
Пардальян пробормотал это себе под нос, но женщина все услышала. И с горьким упреком спросила:
— О шевалье, неужели вы думаете, что он способен посягнуть на вашу жизнь?
— Я думаю, — холодно ответил Пардальян, — что герцог, не задумываясь, выдаст нас банде убийц, которые на нас охотятся.
— Но это же низость! — воскликнула герцогиня.
— Да нет, — так же холодно произнес Пардальян. — Надо здраво смотреть на вещи. Дело в том, Виолетта, что герцог с ними заодно. Ну, а коли так, ему сам Бог велел позвать своих новых друзей, чтобы избавиться от нас. Скажу больше: он совершит ошибку, если этого не сделает.
— О, зачем вы так! — все еще упорствовала герцогиня. — Карл не способен на такую подлость.
— Положим, — допустил Пардальян, — но тогда он сам нападет на меня без всяких объяснений… Уважая вас, я не стану защищаться, и дело завершится тем же самым — моей гибелью.
Шевалье разгорячился:
— Как это глупо, Виолетта, я готов взбеситься!.. Ведь моя смерть развяжет руки этим разбойникам и ворам… Да, они просто воры, ибо стремятся присвоить себе то, что им не принадлежит.
— И он, Карл Ангулемский из рода Валуа, сын короля Карла IX, он — заодно с ворами! — возмутилась герцогиня. — Если бы я услышала это не от вас, шевалье, я сочла бы такие слова гнусной клеветой. Но, как бы низко он ни пал, я никогда не поверю, чтобы Карл…
— А вот и герцог. Сейчас вы сами убедитесь во всем, — холодно прервал ее Пардальян.
И как ни в чем не бывало повернулся к Одэ де Вальверу и Ландри Кокнару, немым, но очень внимательным свидетелям этого драматичного диалога, который, надо признаться, их весьма и весьма удручил. Взглянув на Одэ, шевалье сказал тихо и властно:
— Уберите шпагу, сын мой.
И пояснил:
— Не можем же мы драться с супругом этой благородной дамы.
Вальвер немедленно повиновался. И стал невозмутимо ждать, скрестив руки на груди, безгранично полагаясь на своего старшего друга. Ландри Кокнар последовал примеру хозяина. Только у оруженосца ушло гораздо больше времени на то, чтобы вложить шпагу в ножны. Он делал это с явной неохотой и что-то недовольно бурчал себе под нос, но ни Пардальян, ни Вальвер не обратили никакого внимания на глухой ропот слуги.
А бледное лицо герцогини побелело еще больше. Женщина скорбно думала:
«Сейчас я увижу, сможет ли Карл поднять руку на того, кто столько раз смертельно рисковал, чтобы спасти жизнь ему и мне. И если проклятая жажда власти настолько отравила нежное и доброе сердце моего Карла, если господин де Пардальян действительно не ошибается, что ж, герцогу придется поразить меня и переступить через мой труп, прежде чем он доберется до беззащитного шевалье».
