Юлия Голубева - Рим. Цена величия
– Проходи, Сапожок, ближе к очагу, – раздался пронзительный голос, – и подружку свою тоже заводи. Перестань, милая, бояться, здесь никто не причинит тебе вреда.
Юния увидела старую женщину в грязном хитоне и с нечесаными волосами.
– Я – Мартина, – представилась она. – А ты, смотрю, милашка, подрастешь и затмишь всех римских красавиц. Многие позавидуют тебе, когда ты вступишь в Вечный город.
– Ты предскажи нам нашу судьбу, – нетерпеливо переступил с ноги на ногу Сапожок, – у нас мало времени, пора возвращаться.
– А что говорить? Любовь уже засияла на вашем жизненном пути яркой звездой и не угаснет никогда в ваших сердцах. Все, больше мне нечего прибавить. Подожди за дверью – свою судьбу ты уже узнал, а я хочу задать твоей подружке один вопрос.
Сапожок поморщился.
– Иди, иди, – стала настаивать Мартина, – иначе я не скажу больше ничего, а девчонка должна еще кое-что узнать.
Гай вышел, но приник к двери, прикрыв ее неплотно.
– А теперь, девочка, – тихо проговорила Мартина, но так зловеще, что Юния невольно задрожала, – я спрошу тебя вот о чем. Любишь ли ты Сапожка так сильно и верно, как он мне расписал?
Юния кивнула, не в силах вымолвить ни слова от страха.
– Ты должна знать, что эта любовь станет причиной твоей гибели. Твой возлюбленный переживет тебя, но ненадолго. У тебя есть возможность избежать этого, вернувшись в Александрию и забыв Гая.
– Ни за что я не брошу его. Я клянусь, что всю жизнь буду верна только ему и не оставлю своего нареченного, даже если все боги ополчатся против нашей любви. С ним смерть не страшна!
– Не торопись произносить вслух опрометчивые клятвы. Они могут быть услышаны. В Риме вас ожидает непомерное величие, но цена его окажется чересчур высока. И эту цену придется заплатить тебе одной. Поэтому я и предложила тебе вернуться…
– Прощай, Мартина, я ничего больше не хочу знать.
Юния резко распахнула дверь, с наслаждением глотая свежий ночной воздух. Перед ней из тьмы появился Сапожок, потирая ушибленный лоб.
– Я слышал все, – деловито сказал он. – Ты не разочаровала меня. Теперь я уверен, что ты навек моя. Пойдем!
– А мы разве не домой? Обед, верно, закончился, и нас в любой момент могут хватиться.
– Здесь недалеко.
Дети, поспешно убегая, не заметили, как приоткрылась дверь лачуги. Мартина с горькой усмешкой вглядывалась во тьму, прислушиваясь к удалявшимся шагам маленьких ножек. «Эта любовь несет в себе страшные беды Риму. Я вижу объятый огнем безумия Вечный город, и этому пламени не угаснуть во веки веков. Искры его уже мерцают в глазах того, кто стремится стать живым богом…»
Они поплутали еще немного по темным улицам и вышли на площадь. Гай повел Юнию прямо к воротам храма Астарты. Минуя спящую охрану, они тихонько проникли внутрь и подошли к алтарю.
– Астарта, перед твоим алтарем я приношу вечную клятву любви и верности Юнии Клавдилле. Запомни ее, и пусть покарает меня твой страшный гнев, если я нарушу ее.
Волна счастья обдала Юнию – столь серьезна была клятва Гая.
– Астарта, могущество твое неизмеримо! – произнесла она голосом, срывающимся от волнения. – Я клянусь перед тобой в верности и любви Гаю, клянусь в том, что никогда меня не коснется ни один мужчина, и, если судьба разлучит нас, я покончу с собой, но никогда не познаю чужих объятий.
И, скрепив клятву поцелуем, они, взявшись за руки, вышли. Юния уже и не вспоминала о словах старой колдуньи.
– Ну вот, теперь мы навеки вместе.
Дома обед еще не закончился, гости и не думали разъезжаться. Дети потихоньку пробрались в свою комнату. Сапожок потушил лампу и быстро разделся:
– Иди скорей ко мне, любимая. Я согрею тебя своим божественным теплом. Ты, верно, замерзла.
Юния принялась отстегивать фибулу на плаще.
– Нет, не трогай! Я сам хочу раздеть тебя. Теперь это будет моим правом. Когда мы поженимся, я сам буду натирать тебя маслами, завивать твои роскошные волосы, не хочу, чтобы руки рабынь касались тебя. Я вообще не хочу, чтобы кто-нибудь видел красоту моей богини.
Принесенная в храме чужеземной богини клятва верности заставила взглянуть на окружающую жизнь по-взрослому, детские забавы кончились. Пора было убирать с дороги людей, которые не хотели, чтобы они были вместе. Жизнь близких потеряла значимость перед вечной любовью…
Калигула застонал. Муки страсти и желание еще неизведанной близости с долгожданной любимой сжигали его сердце. Он рисовал себе ее образ, несравненно прекрасный, сотни, тысячи раз, но так ли она окажется красива? В принципе это не так волновало его – важно, оставалась ли она верна ему все эти годы, в чем клялась тогда в храме великой богини. Не смог ли кто-то другой завоевать ее сердце за долгие годы разлуки? Сам он познал много женщин, но сохранил свою детскую любовь нетронутой. Он пережил смерть матери, братьев от рук тирана, казни друзей, и выжить среди притворства и лицемерия ему помогла лишь Юния, надежда на встречу с ней.
Торопливые шаги в коридоре прервали его размышления. Сердце забилось, как пойманная в силок птичка, когда откинулся занавес и вбежал Ботер. Калигула посмотрел в окно. Последний тоненький лучик солнца погас на его глазах, скользнув напоследок по золоченому шлему Капитолийского Юпитера.
IV
Теплая безоблачная весна наполнила душистыми цветами сады благословенного острова. Воздух благоухал, напоенный дивным ароматом. Золоченые крыши роскошных вилл ярким огнем сияли под щедрыми лучами солнца, тенистые гроты в скалах манили сладостной прохладой, а внизу искрилось переливами синее море.
Тиберий любовался ленивой игрой волн с террасы, выступающей далеко в море, и с высоты пытливо оглядывал окрестности. Его цепкий взгляд выхватил белое пятнышко на горизонте. Корабль. Новости из далекого Рима или корабль с провизией? Он уже несколько дней ждал письма от Калигулы. Звереныш собрался жениться.
Бескровные губы цезаря тронула усмешка. Несколько лет уже Калигула испрашивал разрешения, с тех пор как тога совершеннолетнего легла на его плечи. Тиберий тогда предложил ему несколько кандидатур, но неожиданно встретил решительное сопротивление со стороны приемного сына. Скольким унижениям подверг он Гая, сколько сладких речей выслушал о какой-то старой любви и давней клятве верности. Калигула на коленях ползал перед ним, целовал края тоги, как верный пес, спал на пороге и преследовал бесконечными просьбами. Но Тиберий ловко увиливал от объяснений, наслаждаясь отчаянием Калигулы. Но стоило тому лишь раз произнести имя отца неизвестной Риму невесты, как буря возмущения всколыхнула настроение цезаря. Марк Юний Силан. Тиберий помнил это имя. Оно и еще много других огненными буквами вмиг вспыхнули в мозгу среди печальных воспоминаний молодости.
