Эд. Арбенов - В шесть тридцать по токийскому времени
— Только что из бассейна, — сказал официант, ставя перед императором тарелку с рыбой. — Шеф желает вам приятного аппетита.
Еще одно проявление интереса к императору! Генри посмотрел торжествующе на Язева: каково, господин майор? Что вы теперь скажете о заблуждениях? Агентура действует вовсю. Он подождал ответного взгляда Язева. Увы, Язев не принял чужой победы. Он улыбнулся едва приметно, одними уголками рта, и этим дал понять, что опасения императора напрасны. Генри не оставалось ничего другого, как кивнуть благодарно официанту за проявленное им и его шефом внимание и приняться за сырую рыбу. Ту самую рыбу, которая подверглась — теперь уже не было в этом никакого сомнения — особой обработке на кухне. Во всяком случае, к ней проявил интерес не один шеф-повар. С каким-то отчаянием, даже с обреченностью какой-то император отправил в рот сдобренный уксусом кусок филе. Отправил и стал жевать неторопливо, дожидаясь пока предупредительный и заботливый официант не кончит бренчать посудой и вместе со своей улыбкой не исчезнет за колоннами.
— Сырая рыба, конечно, вам не по вкусу, — посочувствовал императору Язев, когда удалился официант. — Не надо было изменять традиции.
— Разве дело во вкусе! — уныло ответил император. — Подтвердились мои предположения — вот в чем дело. И если учесть особый интерес ко мне не только портье и официантов, но и самих господ…
Кусочек филе был наконец проглочен, что стоило императору немалого труда. Так проглатывают ампулу с ядом или живую змею, если, конечно, это делается по принуждению. Добровольная транспортировка в желудок яда и тем более живой змеи, безусловно, не сопровождается судорожным движением губ и закатыванием глаз. А именно это увидел Язев.
— Каких господ? — спросил он не столько ради любопытства, сколько для того, чтобы убедиться в благополучном завершении процедуры и способности императора продолжать разговор.
— Которые находятся пока под следствием…
— Почему «пока»?
— Потому что они делают решительную попытку избежать суда.
Свои мысли император выражал сегодня загадками. И не только сегодня. Язеву следовало бы привыкнуть уже к этой странности своего собеседника и подождать, пока он сам разгадает то, что загадал. А майор проявил несвойственную ему торопливость. Он спросил:
— Каким образом?
Император внимательным взглядом обвел колонны, проверяя, не скрывается ли за розово-белым с причудливо ветвящимися прожилками мрамором официант, поднял почему-то глаза вверх, будто улыбающийся японец мог взлететь к потолку и затаиться там в каменных лепестках лотоса. Убедившись, что «агента» нет поблизости, император произнес шепотом:
— Опираясь на вас, господин майор!
Пришло время удивиться Язеву. Заявление императора было потрясающе неожиданным. Невероятным просто. Как шутку его можно было еще принять. Но всерьез! И Язев, освободившись от павшего на него минутного недоумения, сделал попытку улыбнуться:
— Предположения вашего величества всегда были неожиданными.
— Предположения?! — Император отодвинул от себя сырую рыбу с уксусом. Теперь, в отсутствии официанта, он мог быть смелым и решительным. — Какие там предположения! — Голос его обрел звонкость. — Информация из первых рук! — Однако следующую фразу его величество произнес уже тише: — Сегодня со мной говорил… — А последнее слово прозвучало снова шепотом: — Доихара…
В улыбке не было необходимости. И Язев поспешно стер ее с лица. Упоминание имени разведчика само по себе уже настораживало.
— Доихара Кендзи? — уточнил майор.
— Другого Доихары я не знаю. Да и существует ли другой? Человек, поднявший меня на престол, один, — с горечью произнес император. — Тогда еще я смеялся над ним, считал самоуверенным наглецом, мелким провокатором. Но довольно скоро он отучил меня улыбаться. Он как-то сказал обо мне — «Я сделаю из него императора, как делают из бумаги бёбу…». Вы знаете, что такое бёбу, господин майор? Ширма всего-навсего. Он довольно точно определил мое назначение в жизни.
— Что ж, Доихара снова решил прибегнуть к своему излюбленному приему, — не совсем удачно сострил Язев. — Только для повторения эксперимента ему не хватает генеральских погон или хотя бы полковничьих. Тогда, кажется, он был полковником?
— Да, — рассеянно кивнул император, чужая ирония его не коснулась. — В тридцатом году Доихара был полковником… Но какое это имеет значение! Я для него лишь посредник сейчас. И даже меньше. Опять-таки что-то вроде бёбу. Доихаре нужны вы!
Император вернулся к тому, от чего отошел, бросив загадку Язеву. Круг небольшой, и времени на то, чтобы обойти его, потребовалось не так уж много, но майору показалось, что он слишком долго находится в неведении и Генри просто испытывает чужое терпение.
— Именно я, майор Язев?
— Вы могли бы быть не Язевым и даже не майором. Генерал ищет представителя советского командования.
— Но я не представитель командования!
— Вы — офицер советской контрразведки, — уточнил император. — Этого вполне достаточно. Доихаре нужен офицер контрразведки…
— Черт знает что такое! — сорвалось у Язева. — Зачем вы сказали ему, что я из контрразведки?
— А я и не говорил. Генерал знает, кто вы.
На лице майора отразилось такое недоумение и такое огорчение, что император поторопился развеять загадочную тучу, нависшую над собеседником.
— Он помнит вас по Харбину.
Нет, туча не рассеялась. Она, кажется, сгустилась, стала темнее.
— Я не был в Харбине.
— Но там были люди, ходившие на ту сторону Амура, к вам. И они показали Доихаре ваш портрет. И не только ваш. Лицо сотрудника ГПУ чем-то заинтересовало Доихару, и фотография отпечаталась в памяти. Способность фиксировать у Доихары феноменальная. Теперь портрет наложился на оригинал. Совпадение полное. Генерал знал, кем вы были тогда, и понял, кто вы сейчас.
— Просто понял?
— Если вы имеете в виду эмоции, то не просто. Он испытал удовольствие. А я — огорчение. Не так-то приятно видеть радость своего врага.
— Что же нужно Доихаре от меня? Или хочет поделиться своими воспоминаниями о Харбине?
— Вряд ли… Прошлое ему нужно только как материал для сотворения настоящего и будущего. Я же сказал вначале: они намерены избежать суда.
— Вы уверены в этом?
— Да.
— И выступаете посредником?
Каверзный вопрос. Император должен был смутиться, услышав его. А смущения не последовало. Не прозвучал он неожиданно для Пу И. Не раз, видимо, он сам задавал его себе и не раз находил ответ. Теперь он повторил его Язеву:
